Но именно в этот момент он почему-то подумал о другом:
«Миры разные, а суть одна, – кивнул он в очередной раз своим мыслям. – Настоящие святые отцы в дальних скитах, в кельях молятся за души грешников, а жирующие на вере служители – у кормушки. Ясно, что такие не все. Вот только почему-то всегда вспоминается фотография еще из того мира. Батюшка необъятных размеров, словно сошедший со страниц пушкинского «Балды» поп, позирует рядом с иномаркой последней модели. И надпись: «Еще немного и на реставрацию церкви соберем». Ну или вроде того что-то».
А потом он увидел их, своих будущих жен. Лиц отчетливо за темной вуалью было не видно. Но даже того, что угадывалось, хватило, чтобы сделать предположение, что они (лица) у них сейчас таковы, что краше в гроб кладут. На него ноль внимания, прошли внутрь храма, словно проследовали на эшафот и остановились у дальней стены возле алтаря (последние сомнения в том, что это храм, исчезли), опустив головы и шмыгая носами.
«Ну что ж, Матюха, – хмыкнул он про себя. – В том мире ты от всех невест отбился, а эта свадьба, наверное, наказание за порушенные надежды твоих подружек с Земли. Что ж это не самое худшее, что могло с тобой приключиться. Уж свадьба всяко лучше плахи или пеньковой веревки на шее, – но когда услышал бубнеж священника, говоривший о том, что церемония началась, в сердцах сплюнул. – Устроил рекогносцировку, диверсант хренов».
В слова он практически не вслушивался, рисуя в своем воображении картины, как будет изгаляться над Женером, когда придет время. А оно придет, в этом он был уверен полностью. Плохо оструганный кол в его фантазиях был еще не самым страшным вариантом кончины этого типа.
Возвышенные речи служителя церкви внезапно прекратились, а еще через мгновение он получил легкий удар по затылку.
«Надо полагать, что я сказал свое веское «да». А вот и магия, мать ее ети. Только слышал? Пожалуйста, любуйся» – стараясь сохранить самообладание и продолжая глупо улыбаться, подумал он, когда увидел, как на его теле появляется еще одна татуировка, забивая замысловатой вязью все правое предплечье, от запястья и до локтя.
«Дружище, – обратился он внутрь себя, скрипнув зубами. – У тебя там есть, на чем записывать? Есть? Тогда фиксируй и при случае напомни мне. Тому уроду, что меня по затылку ударил – оторвать руку к чертям собачьим. А тому, кто надо мной так пошутил… Записывал уже? Молодчага, потом разберем все по пунктам и выберем самый лучший вариант. Месть – это такое блюдо… Ну, ты понял меня».
* * *
Дом его жен оказался не в пример уютнее того особняка, в котором он провел время до этого. Не было бросающейся в глаза позолоты, вычурной лепнины и другой мишуры, что призвана пускать пыль в глаза посетителям и гостям. Было просто уютно, как бывает уютно в деревне у бабушки. В ее доме, где высокие кровати застелены вышитыми вручную покрывалами, а поверх их лежат стопки разнокалиберных подушек. И в котором был запах, запах свежеиспеченного хлеба и пирогов.
Слуги не бегали, словно бесправные создания, опустив глаза в пол и не смея их поднимать без особого на то позволения. Наоборот, казалось, он попал в очень большую семью, живущую под одной крышей. Но хоть это и была семья, но явно не его. Матвею выделили отдельную комнату, личную служанку и забыли про него почти на неделю.
Впрочем, снова оказавшись практически в одиночестве, у него было время подумать над своими дальнейшими шагами. Да и постоянно держать маску идиота на лице было трудновато, если честно.
