– Тамбов, Саратов, Самара, затем Оренбург… Мои люди должны были провести колонну мимо таможенного поста, – Корольков говорил все быстрее и быстрее, как ученик, выучивший урок на «отлично» и рассчитывающий на поощрительную улыбку преподавателя. – Протяженность границы России с Казахстаном составляет 1800 километров, но она никак не обозначена, а охраняют ее человек сто. Там нет ни колючей проволоки, ни пограничных столбов, ни контрольно-следовой полосы. Голая степь, по которой рыскают мобильные дозоры. – Корольков хихикнул: – Вернее, должны рыскать. На самом деле погранцы продают бензин налево, а сами сидят в укромных местечках и хлещут водку, самогон, спирт все, что удастся раздобыть в этой глуши. Знающие люди говорили мне, что через таможенный пост проходит лишь одна машина из ста, да и то пустая.
– И что же, – заинтересовался Громов, – там много объездных дорог?
– Зачем много? Сворачивай в степь и дуй напрямик. – Корольков рубанул рукой воздух. – Считается, что удобней всего пересекать границу часа в четыре утра. Тишь да гладь, да божья благодать. – Он затрясся от смеха, радуясь тому обстоятельству, что собеседник перестал рассказывать ему про электрический шок и передавленные сонные артерии. – Думаю, водители «КрАЗов» именно так и поступили, потому что на посту их никто не видел. Рванули через границу – и на Кентау. Их должны были встречать неподалеку от Чик… Чимкента и сопровождать дальше. Оттуда до узбекской границы рукой подать.
– Сколько времени должна была занять дорога? Дней пять?
– Три-четыре. Плюс пару дней на непредвиденные обстоятельства. Тот обломался, у этого понос. Сами знаете, какой у нас народ. Лишь бы сачковать, лишь бы бить баклуши. Для праздника любой повод сгодится.
– Но в конечном пункте водители не появились, – заключил Громов.
Это было произнесено с такой интонацией, что похохатывания Королькова сменились натужным кашлем.
– Не появились, – скорбно подтвердил он, – чертовы шоферюги! А ведь все, что от них требовалось, так это сменять друг друга через каждые четыре часа и воздерживаться от спиртного, пока они не сядут в поезд, чтобы отправиться домой.
– Тут-то и начинается самое интересное, – заметил Громов, гася сигарету в пепельнице. – Сначала ты покупаешь грузовики, совершенно не интересуясь их техническим состоянием. Потом бросаешь их на границе с Узбекистаном…
– Мне за них заплатили, – поторопился сообщить Корольков. – Я ничего не потерял.
– Кроме чувства меры.
– Что?
– Чувство меры. Совершенно необходимое условие для того, чтобы выдумка звучала убедительно.
– Почему выдумка? Я правду говорю. – Пальцы Королькова впились в сведенные вместе ляжки.
– «КрАЗы», отправленные за тридевять земель, обошлись тебе дороже, чем сам груз. – Громов растянул перед собой сложенный вдвое шнур и натянул его, как бы пробуя на прочность. – Это наводит меня на мысль, что в ящиках хранилось нечто гораздо более ценное, чем запчасти. Ты темнишь, Игорек. И у тебя осталось совсем немного времени для того, чтобы рассказать правду.
– Послушайте, вы! – не выдержала безмолвствовавшая до сих пор Наталья. – Хватит нам угрожать. И прекратите хамить. Ведете себя как… – Она запнулась, подыскивая подходящее сравнение. – Как прокурор на допросе. Ни стыда, ни совести.
– Прокуроры допросов не ведут, – сказал Громов, – но в общем-то вы затронули актуальную тему, гражданка Чуркина. Какой стыд, какая совесть? Ваш одноклассник – отпетый преступник, по которому тюрьма плачет. Укрывая его, вы являетесь его сообщницей. Так что церемониться с вами я не собираюсь. – Отшвырнув шнур, он извлек из-за пазухи трофейный пистолет, почесал стволом подбородок и задумчиво произнес: – Пожалуй, я больше не стану задавать вопросов. В принципе, не имеет особого значения, что именно находилось в грузовиках – оружие или какие-нибудь радиоактивные отходы. Главное, что водителей подставили.
