Карьера Югенда - страница 25



По сверкающему паркету бесшумно метался котёнок. Рядом на полу сидел Володя. Он вынимал игрушку из коробки, внимательно её разглядывал, и оставлял на полу. Так все игрушки из коробки перекочевали на пол. Все оказались нужны на даче! Володя поднял голову.

– И котёнка я возьму на дачу! – Володя отобрал мячик у котёнка и со значением потряс им в воздухе. У отца научился, улыбнулась Галя. – Мячик этот – ему.

Мячик полетел в груду игрушек на полу.

– Ещё чего! Только котёнка на даче не хватало! – нахмурилась Галя.

– Я сам буду ухаживать за ним! – возразил Володя.

– На даче его собаки порвут, – разъяснила Галя. – Пусть котёнок останется дома, целее будет. Все игрушки забираешь? Куда тебе столько? Иди, помоги маме вещи уложить. Игрушки я беру на себя.

Володя, надув губы, исподлобья смотрел на Галю. Какой упрямец! Весь в отца. Улыбаясь, Галя потрепала Володю по волосам.

– Надулся, как пузырь! Смотри, не лопни!

Володя заулыбался и тут же забыл обиду. И это отцовская черта.

– Почему ты с нами не едешь? – он доверчиво прижался к сестре.

– У меня дела в городе.

– Какие дела?

– Государственной важности.

Володя аж рот раскрыл от изумления. Он смотрел на сестру снизу вверх, с неподдельным восхищением:

–Ух ты! С тем самым чемоданом?!

Галя, прыснув от смеха, крепко обняла Володю, затеребила, зацеловала его вихрастую чёлку.

– С дипломатом! Бери выше! С генералом!

Володя вырывался и визжал – ужасно боялся щекотки!

Это был тёплый, радостный вечер. Их последний мирный вечер. Солнце медленно катилось в объятия горизонта. По другую сторону небес, на фоне яблочной вечерней зелени, резко темнели изящные дворцовые силуэты; глядя на них, Володя вспомнил о добром сказочнике Андерсене и сонно улыбнулся.

Умиротворённое, семейство Гурьяновых отошло ко сну. И каждому приснился только ему предназначенный сон. Кому – венский вальс в высокой зале, кому – пушистые котята в лопухах.

Но для генерал-полковника, главнокомандующего сухопутными войсками вермахта, та ночь выдалась бессонной. В окружении своих заместителей навис он над картой. Воздух так сгустился от напряжения, что, казалось, подбрось фуражку – и она повиснет.

В небытие летели страшные, последние минуты.

Наконец генерал-полковник приподнял левый рукав своего безупречного кителя и взглянул на циферблат наручных часов. Они показывали три часа тридцать минут.

Люди, сидящие за столом, как по команде, зашевелились, задвигали стульями. Но не проронили при этом ни слова. Тягостное, благоговейное молчание зависло над ними, как гильотина.

Генерал-полковник медленно взял телефонную трубку и страшно медленно поднёс её к губам. Он твёрдо произнёс одно лишь слово. Короткое немецкое слово, породившее столько несчастий для всех нас:

– Дортмунд.

И в ту минуту город Брест превратился в ад.


III


Никто живой ада не видел, но, наверное, ад выглядит именно так. Огонь, кругом огонь… И даже из-под земли вырывалось пламя. Огонь лился с неба, как дождь. От него негде было укрыться.

Дома стены не помогали. Они похоронят тебя, если ты не убежишь. Но бежать тебе некуда, потому что снаружи тоже ад.

Непрерывно выли сирены. Шквальным огнём простреливались городские улицы, – носа не высунешь из дому, куда там добежать до казармы!

Там, за спиной, остались его любимые – жена и крохотная дочка. Они все спали, когда это началось… Артиллерия массированно обстреливала жилые кварталы. Целились, сволочи, в жилые дома и казармы! Гады, нелюди! И с неба сыпались бомбы, – рвались повсюду. И дома беспомощно, как карточные, складывались, погребая под собой людей вместе с их надеждами на спасение…