– Ну как же? А культ талантливой личности и особое видение. Видишь ли ты то, чего не видят остальные?
– А ты видишь то, что видят остальные?
– И да. И нет…Знаешь, я тоже с ебанцой. Ты понял это, поэтому решил продать мне «Карманный аквариум»? – я рассмеялась.
– Нет. Просто ты, наверное, единственная знаешь, что с ним делать.
Я потянулась к столу и взяла книгу в руки. Она была увесистой. Неужели столько понаписала? Я трепетно погладила рукой обложку. И открыла. Но страницы внутри были пустыми!
– Что это?! Что за бред! Тут ничего нет! – воскликнула я и вскочила со стула.
– Тебя невозможно рисовать! Ты невыносима! – тихо вздохнул он и отложил холст.
– Что всё это значит?! – с криком вопрошала я, размахивая то книгой, то рукой.
– Это значит, Марго, что роман придется написать. Ручка там. – он кивнул в сторону стаканчика с карандашами.
– Что за дешевый цирк! Я ни минуты больше не намерена здесь оставаться! – я схватила пуховик и направилась к выходу.
– Ты не сможешь. Ты ещё вернешься! – крикнул он мне вслед.
>[1] Квартира из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Глава 1. Чёрно-белая фотография.
«Когда природа крутит жизни пряжу
И вертится времен веретено,
Ей все равно, идет ли нитка глаже,
Или с задоринками волокно…»
(«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте)
2010 год Москва.
Луна была летней. И небо вокруг неё. И крыши вокруг него. И люди вокруг. Я вяло тащила огромный красный чемодан по Павелецкому. Моей остановкой должен был послужить вон тот ободранный столб. Прислонив к нему чемодан и голову, я, наконец, вздохнула с облегчением и закрыла глаза. Блаженное безмыслие прервал небрежный толчок в голень и хлопок. Чемодан, распластавшись по платформе, решил напомнить, что пора.
Я лениво нагнулась за ним, но вместо этого вскрикнула от боли. Столб не хотел отпускать от себя – волос прилип к одному из свежепоклеенных объявлений.
– Блядь! – тихо выругалась я.
Этого глупого обстоятельства хватило, чтобы расплакаться. Я так устала. И не ела ничего с восьми утра. А стрелка вокзальных часов приближалась уже к 21:00.
В чемодане был разный реквизит для съёмок. И самое ценное – фотоаппарат. А еще штатив. Какой тяжёлый! Я поспешила в метро.
Оно по традиции перевозила уставших пассажиров и запах шпал. Я села в полупустой вагон откинула голову.
Мы выехали из тоннеля на открытую часть. И я думала о луне и её сопернике – неоновом свете. Луна больше не была единственной хозяйкой положения.
Я притащилась домой в начале одиннадцатого. И кинула чемодан на пол коридоре. Со злостью запихнула его ногой под банкетку. Сейчас мама снова начнет ругаться, что я побросала тут всё.
Впереди меня ждала ночь наедине с фоторедактором. Сегодняшние снимки необходимо было оформить до завтрашнего вечера. Это было условием клиентского заказа. И сейчас я ругала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Может быть, попросить о ретуши айтишника? Но он всё равно не сделает, как надо.
Я налила себе чёрного чаю с лимоном и схватила с кухонного стола какую-то неаппетитную плюшку, больше напоминающую булыжник, чем еду.
Тем временем, процессор завёлся. А я параллельно доставала из чехла свой фотик и шнур, чтобы перекачать фотки.
Пока снимки плавно перетекали в компьютер, я открыла на экране аську. И стала лениво жевать булыжник. Айтишник был в сети и написал:
venik-in-love: Привет, крошка!
Я запила его слова чаем. Мы с Веней встречались уже два года. Но было скучно. Никакого драйва. Хоть он старался. Очень. И маме нравился, и папе, и всем моим близким родственникам. То на лошадях меня катал, то на мотоцикле. Я застучала по клавишам.
