Я начал узнавать знакомые места. Мы были здесь, на этой дороге, много лет назад с братом. Приезжали к дяде на лето, чтобы погостить и заработать немного денег на строительстве домов. Добирались до Карелии в основном на поезде и только потом на машине по этой самой дороге. Федеральная трасса была мне незнакома и не бередила душу старыми воспоминаниями, отдаваясь где-то глубоко лишь мировой грустью. Так я назвал этот странное состояние для себя. Дорогу до Костомукши я узнавал. Она уводила меня в печальные воспоминания. Я вспомнил эти озера, эти болота, редкий кустарник, здесь, вдоль обочины, практически не было густого леса, светло-серый асфальт, покрытый частыми капельками щебня. Вспомнил, как видел все это, когда мчался на скорой помощи по этой дороге, держа брата за руку. И испуганный взгляд дяди, полный отчаяния, который он пытался скрыть.
– Я не хочу потерять там еще одного сына, – говорила тихо мама, когда мы сидели с ней перед отъездом на кухне. Я вспомнил ее слова, осознал, только сейчас. Они, как раскатистый гром, дошли до меня гораздо позднее света. Мама боялась не одиночества, не тоски по сыну и внуку, она не хотела отпускать второго ребенка туда, где погиб ее первенец.
Это было больше двадцати лет назад. Я учился на первом курсе университета. Мой брат на четвертом. Мы поехали на все летние каникулы в Карелию к дяде. Работали на местной лесопилке, где возводили бревенчатые дома. Северный лес из Карелии всегда ценился больше, потому что был плотнее и тверже леса со средней полосы. Лесопилку расположили в старых бараках бывшего коровника. Высокие строения из дерева, большие длинные сараи, почерневшие от солнца и воды.
Когда коровник разорился, всех животных забили и сбросили в общий скотомогильник в лесу, в стороне от строений. Десятки, а может и сотни туш коров разлагались годами в этой яме, присыпанной землей, привлекая к диких животных из местного леса. В основном медведей.
Земля там была пропитана кровью и не справлялась с тем, чтобы перегноить в себе плоть коров и твердые кости. Мы никогда не ходили в ту сторону, потому что запах в этом лесу был густым и противным. Местную воду было невозможно пить. Даже из скважин. Помню у нас с братом начинали появляться беспричинные язвы на теле, которые долго не заживали, как бы хорошо мы их не обрабатывали. Шрамы от этих язв остались у меня на теле до сих пор.
Люди, эти люди думали, что просто и легко скрыли свои проблемы, но на самом деле отравили местный лес халатностью и жадностью.
Но зверь на то и зверь, что идет на запах крови.
Дядя говорил нам, чтобы мы не ходили в ту сторону леса, потому что нередко вблизи бывшего коровника ходили медведи, на которых можно было наткнуться. Убежать от этого зверя невозможно, да и спугнуть, если наткнуться лоб в лоб тоже нельзя.
Мы всегда слушались дядю.
Но медведь нашел нас в другой стороне. Мы вышли в обеденный перерыв поискать грибы, не углубляясь далеко в лес, и практически одновременно с медведем вышли на широкую просеку.
Последними словами брата, которые я слышал, были: «Беги!»
Спокойные, резко брошенные слова старшего брата, которые тогда я не смог пересилить.
И я побежал.
Когда на помощь пришли работники лесопилки с ружьями, брат лежал истерзанный в стороне от просеки. Они стреляли в зверя, но не убили, только отогнали в лес, где он и скрылся.
Брат скончался в больнице, от полученных ран.
