– Но трогать ничего нельзя! – предупредила Бриджет, хотя можно было не опасаться этого, поскольку до смерти перепуганная Блю все равно не осмелилась бы к чему-то прикоснуться. В комнате было темно и тесно; мускусный запах трав не давал свободно дышать. Девочке захотелось домой.
Делвин стоял, обхватив руками свое округлое брюшко; всякий раз, когда он кивал, у него расцветал третий подбородок.
– Не желаете сесть? – Делвин указал на круглый стол посреди комнаты. На столе была вырезана пятиконечная звезда, в середине лежала колода порядком замусоленных карт Таро.
Бриджет объяснила, что происходит. Девлин слушал ее, разглядывал Блю, кивал, напевал что-то себе под нос и время от времени заливался краской. Подавшись вперед, он посмотрел на девочку так пристально, что та смущенно отвела взгляд.
– Теперь я вижу, что вы имели в виду, когда говорили со мной по телефону. Они просто поразительные – янтарь с бирюзой, словно туманность Улитка[15], но только наоборот. И он уже окончательный, да? Цвет глаз? Я слышал, у детей цвет глаз со временем меняется…
– Обычно цвет глаз становится постоянным к концу первого года жизни, – сказала Бриджет; по мере того как росло ее возбуждение, ее южный акцент усиливался. – Блюбелл родилась с бирюзовыми глазами, а янтарный цвет добавился со временем.
– И что вы думаете по поводу своих очаровательных глаз, мисс Блюбелл? – спросил Делвин, опуская свое лицо к самому столу, чтобы встретиться с девочкой взглядом.
Пожав плечами, Блю попыталась придумать какой-нибудь вежливый ответ, но тщетно. Она ощупала карман юбки, убеждаясь в том, что печенье по-прежнему там. Да, печенье было там. У нее мелькнула мысль, останется ли оно вкусным, когда она вернется домой.
– И давно у тебя эти… способности? – продолжал Девлин.
Блю не знала, что ему ответить. Колотить деревянной ложкой по соуснице – это способность? Возиться с младшей сестрой, сидящей в пустой ванне, пока мать слезами загоняет себя в сон, – это способность? Она могла постирать свои вещи в стальной раковине на кухне, могла разогреть суп и консервированные бобы, могла пропеть все слова «Пусть круг откроется, но не сломается!» Что имел в виду этот странный мужчина? Ей всего пять лет, она ничего не знает.
Однако мать выжидающе смотрела на нее.
– Они были всегда, – наконец сказала Блю, поскольку не смогла вспомнить, когда не делала всего этого.
– И они говорят с тобой?
– Кто?
Девлин пожал плечами.
– Ты мне скажи. Ду́хи, наставники, помощники, хозяева… у нас есть имена для всех голосов, которые мы слышим, а другие не могут слышать. – Он понизил голос до шепота. – Я называю свой ангелом.
Бриджет хихикнула, но Блю покачала головой.
– Они тебе ничего не говорят? А как насчет того, что происходит у тебя в голове? Ты слышишь их голоса в своих мыслях?
Блю снова покачала головой, и мать сникла.
– Они не вызывают у тебя никаких чувств? Радости, печали, возбуждения?
Блю начала было снова качать головой, но сдержалась, увидев поникшие плечи матери. Она подумала про все те ужины, от которых ей пришлось отказаться, о том, что они вышли из автобуса, не доехав до нужной остановки, и все это только ради того, чтобы привезти ее, Блю, сюда, к этому мужчине, по причинам, которые она не понимала. От нее явно чего-то ждали.
– Иногда, – осторожно произнесла Блю, и мать распрямила плечи, а Девлин приободрился, и тогда она добавила: – Да, люди вызывают у меня разные чувства. – И если задуматься, это была правда: Боди ее пугает, Арлу ей жаль. Ну а мама… даже тогда Блю не смогла сказать, какие чувства вызывает у нее мать.
