Джего залпом выпивает какао и говорит, что это было потрясающе, видит бог, так восхитительно – просто прелесть. Сабина говорит, что не пила горячий шоколад с тех пор, как последний раз бывала в Мёнхенгладбахе[17], и Молли, мастерски скрыв усмешку, спокойно говорит, что, похоже, ей понравилось. Блю смотрит на Сабину так, словно никогда не бывала в Германии и может только гадать, каково там, и осторожно отпивает горячий напиток. Она улыбается. Эту улыбку нельзя назвать выражением бесконечной радости, на что надеялась Молли, но все же улыбка – это улыбка.
Ну а завтра? Завтра все скажут, как хорошо они спали, как крепко и глубоко, а Молли с улыбкой скажет им, что так говорят все гости.
Восьмерка Пентаклей (перевернутая)[18]
Время было еще раннее, однако Блю устала и с радостью встретила слова Молли о том, что пора ложиться спать. После нагретой теплом плиты кухни гостиная показалась ледяной, несмотря на то что в камине еще догорали угли. Мистер Парк закрыл очаг заслонкой и пожелал гостям приятных сновидений. В окна была видна черная дождливая ночь, и миссис Парк, зашторив их, попросила не беспокоиться насчет погоды.
Умиротворенность покинула Сабину, когда они стали подниматься по лестнице. Она принялась беспокойно тереть плечи. Увидев у нее на затылке мурашки, Блю поняла, что это не от холода.
– Вы боитесь, что дверь в вашу комнату снова окажется открытой? – шепотом спросила она, понимая, что супруги Парк могут услышать.
Джего, опередив их, ждал наверху, скрестив на груди мускулистые руки, однако приглушенный свет, бросивший тени ему под глаза, превратил его накаченные мышцы в натянутые жилы.
– Глупо, правда? – смущенно улыбнулась Сабина. – Не беспокойтесь, я совершенно рациональна. Даже если дверь открыта, я разберусь с этим при помощи логики.
– Просто помните, что это ваш мозг играет с вами такие шутки, – сказала Блю. – Я сейчас так всегда поступаю.
– А было время, когда вы поступали иначе?
– Когда я была маленькой, – пожала плечами Блю. – Но какой ребенок не верит во всякую чепуху?
Они поднялись наверх. От лестничной площадки в обе стороны отходил коридор. В полумраке бледно-зеленые стены выглядели мертвенно-серыми, а двери комнат казались мраморными надгробиями.
Все двери были закрыты.
– Сегодня мы можем спать спокойно, – заметила Сабина.
Блю захотелось узнать, в какой комнате живет Милтон.
– Я вымотан до предела, – сказал Джего. – Даже не могу взять в толк, в чем дело. Вы полагаете, это свежий воздух? Я хочу сказать, я сегодня почти не был на улице, но, наверное, он все равно проникает в дом, да? Никаких машин, никаких выхлопных газов… Говорят, от свежего воздуха… – Он зевнул, прикрывая рот ладонью. – О господи… Увидимся утром, да?
Они пожелали друг другу спокойной ночи, и женщины проводили Джего взглядом.
– Слушай, как насчет того, чтобы немного выпить? – понизив голос, предложила Сабина. – У меня есть виски. Я боялась, что наши вещи обыщут и его найдут. Ума не приложу, как я без него смогу заснуть в такую рань – я хочу сказать, сейчас всего десять часов! Ты можешь в это поверить? Ну так как, хочешь?
Внизу миссис Парк напомнила мужу запереть входную дверь. Тот шумно вздохнул.
– Может быть, завтра? – сказала Блю, боясь обидеть Сабину категорическим отказом и не желая признаться в том, что она почти не пьет, а крепкие напитки вообще не любит.
– Ну хорошо, – сказала Сабина. – Ловлю тебя на слове. – После чего она скрылась в своей комнате.
