Разумеется в эту ночь никто не спал, и провожаемому не позволили глаз сомкнуть, дескать, по дороге отоспишься. Короче, всю ночь до утра пили, ели, снова пили и закусывали, песни горланили також, а потом и в пляс пустились. Я алкоголем не злоупотреблял, принял на грудь пару стопок, затем чокался с народом рюмкой, наполненной морсом, по цвету неотличимым от батиного самогона. На баяне выдавал что-то из местного репертуара, а также привнесенного из иной реальности.
Походя дал путевку в жизнь онепременному шлягеру всех подобных мероприятий той моей реальности:
Как родная меня мать
Провожала,
Как тут вся моя родня
Набежала:
«А куда ж ты, паренек?
А куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек,
Во солдаты!..
Пришлось, разумеется, внести незначительные коррективы. Там где поётся про Красную Армию и большевиков стало:
В Царской Армии штыки,
Чай найдутся,
Без тебя офицера,
Обойдутся…
Ряд куплетов где речь идет про утеснения крестьян, недолю и проклятых мироедов вовсе исключил, ибо народ не поймет. Очень надеюсь, что Демьян Бедный не сильно ворочается в своем гробу. Если что потерпит, главное отныне его стихи будут распевать в иной реальности на всех проводах во солдаты и в маги, ибо очень возбудили незамысловатые строфы всех присутствующих. Меня потребовали её исполнить раз пять, если не больше. После второго исполнения, горланили все вместе дружным хором, а некоторые даже лихо отплясывать умудрялись:
Будь такие все, как вы,
Ротозеи,
Что б осталось от Москвы,
От Расеи?
Куролесили почти до семи. За час до назначенного на сборы времени дружно оделись и вывалили на улицу, не забыв прихватить с собой приличное количество выпивки и закуси. Так под баян двинули всей гурьбой на главную и единственную поселковую площадь, именуемую на казацкий манер майданом.
А там уже толпа. Народ веселится вовсю. Кто очередную стопку опорожняет, кто огурчиком соленым хрустит, ну или еще какой закусью закусывает алкоголь. Гармошки наяривают, балалайки, гитары, даже на скрипке кто-то из левобережных лабает знатно, целый сводный оркестр получился. Конфликтов между подростками на почве принадлежности к тому или иному берегу речки Сонной не возникает, поскольку праздник всеобщий, значит, прежняя вражда на время забыта.
К нашей компашке тут же подрулил Колька Жомов, веселый, с сияющими от радости и принятого внутрь алкоголя глазенками. Сегодня предки всем отъезжающим разрешили выпить хотя бы по стопочке, праздник все-таки.
– З-знаешь, В-вовка, к-как я р-рад, что ты тоже п-получил с-свой д-дар! – слегка заплетающимся языком сообщил лепший кореш.
– Я тоже, Колян, очень и очень этому рад.
– М-может в од-дну школу оп-преде-лят, – с надеждой в голосе выдал Жом.
– Если что, попросимся в одно учебное заведение или куда там нас пошлют. Не переживай, – успокоил я товарища.
Радостный Николай, умчался прощаться с родственниками, пообещав вскорости вернуться.
Меня же попросили сбацать на баяне «Проводы», и вскоре, все собравшиеся на площади музыканты от души наяривали забористый мотив, а народ во всю распевал и отплясывал. Вот что значит волшебная сила искусства.
В какой-то момент мне на глаза легла пара мягких девичьих ладошек. Благодаря своему особому дару долго гадать от том, кому они принадлежат мне не пришлось.
– Антонина, играть мешаешь!
– Фу, какой бука! – из-за моей спины выскочила Тонечка Полякова, в меру пьяненькая и безмерно счастливая.
