Всё-таки солидарные действия военных, даже по такому пустяковому поводу, крепко напрягали партийные власти и заставляли реагировать незамедлительно. Впрочем, я же о пропитании рассказываю, а не о чём-либо ином. В завершение, кроме всего прочего, в нашей части есть и своя немаленькая свиноферма, абсолютно собственная. Отходы с пищеблока позволяют нам совершенно свободно содержать и откармливать в год до тридцати-сорока голов этих быстрорастущих и калорийных животных. И некоторые экземпляры вырастают там до совершенно чудовищных размеров. Но даже и такой добавки нам не хватает. Оставшуюся часть мы добываем сами. Летом это получается несколько проще, достаточно выбраться в ближайший лесочек или на речку. Там мы отовариваемся на славу. Самую большую прибавку к летнему солдатскому рациону дают удивительно крупные белые грибы, лесные ягоды повсеместно растущей дикой жимолости и маленькие, но удивительно вкусные рыбёшки, которых удаётся выловить плетёной кошёлкой из недалёкого ручья. Но самое приятное событие для солдатского желудка происходит тогда, когда удаётся попасть в состав команды, направленной на заготовку речного гравия. Его мы собираем на берегах реки Авачи, и, пока трое солдат орудуют ломами и лопатами, четвёртый обязательно занимается рыбной ловлей.
Снасть для этого мы используем самую простую. Тридцатиметровая, толстая леска с привязанной к ней двухкилограммовой гирей, составляет её основу. К леске крепятся несколько выкованных из обычных гвоздей крючков…, вот собственно говоря и всё. Основная трудность при таком способе «рыболовства» заключается в том, чтобы раскрутить гирю на леске и забросить её как можно дальше вверх по течению. После заброса остаётся только тащить быстрее леску на себя, в надежде зацепить одним из крючков рыбину покрупнее. Статистика удачных бросков не слишком радужная, на два десятка попыток попадается едва ли одна рыбка, но зато какая! Килограмма на три, а то и четыре. Розовая, нежнейшая на вкус и приятнейшая на вид…, у-мм, сплошной восторг!
Впрочем, пора заканчивать с воспоминаниями о далёком лете, поскольку мы с вами уже вошли в мёртво спящую казарму. Сейчас хочется только одного, поскорее скинуть раскисшие от пота сапоги и упасть под одеяло. Мозги мои отключаются прежде, чем голова успевает коснуться заледеневшей подушки. Но тело в течении нескольких секунд ещё сопротивляется безудержному напору обморочного сна, пытаясь натянуть верхними конечностями тощее армейское одеяло на уже успевшую замёрзнуть голову.
* * *
Очередной день марта (какой точно, не знаю) Вечерняя смена. Половина первого (следующего утра, разумеется). На посту моём всё нормально и загадка каравана заправщиков вновь начинает будоражить мою временно оставшуюся без работы голову.
– Если они кого-то вели за собой, – размышляю я, рассеяно глядя на экран многоканальной стойки, – то куда делись доставленные ими в Токийский воздушный узел самолёты? Теоретически имелись три возможности дальнейшего использования доставленных в Японию машин. Если это были транспортные самолёты с военным грузом, то они обычно незамедлительно разгружаются и отправляются восвояси. Но ведь заправщики ушли ничуть не задерживаясь в пунктах прибытия и, стало быть, это вряд ли были транспортные самолёты. Вспомним о том, что отлёт их обратно был мягко сказать спешным и (что очень показательно) отчёт об отлёте давался практически мгновенно. Поэтому отставим эту гипотезу в сторону, как маловероятную. Если же перегонялись боевые самолёты, то они обычно через день или два начинают разлетаться с центрального аэродрома по авиабазам первой линии и авианосцам. Здесь ситуация была не столь ясна, поскольку полной картины авиаперелётов я перед собой, естественно, не имел. Но вполне возможно, что это были срочно доставленные на театр военных действий аэромобильные госпитали. Они-то вполне могут так и остаться в районе Токио, поскольку тяжелораненых и больных американцы свозят именно туда, для последующего лечения или эвакуации.
