– Что?
– Д-да-а, никак не срифмую… А вы по-прежнему излагаете свои теории о Герое нашего времени своим подшефным недорослям?
– Да-с, бесплатным приложением. А чего такого? Я ж понимаю о себе – дилетант, так что – да, бескорыстно… Иначе никто и не позарится.
– Да нет, ничего, в голову просто…
– Ну а как же, пионеры должны приобщаться… Сперва смехом-смехом, а после, может, и всерьёз кто сподобится вникнуть…
– Пионеры? А разве их не аннулировали до мелениума?
– Эх вы, молодой человек – молодой человек, отстали от жизни… А ещё читарь. Их уже давно и вновь… Как вы сказали – аннулировали? А теперь придумайте рифму – с обратный знаком…
– С обратным – то есть противоположным?
– Ну да, ну да. Какой у нас обратный плюсу знак?
– Восстановили… возродили…
– В рифму, я сказал, – и поспешно, стараясь, вероятно, опередить отгадку. – Точнее будет мани-лировали.
– Что ещё за словечко? Не знаю такого…
– Мани-мани! Не знаете, не слыхали? Странно. Ладно… Мани-пу-лировали – слишком длинно для рифмы, я вот потому и подсократил в серёдке. Что такое пу? Да ничего особенного… Пу-стяк. Значит, можно убрать.
– Всё равно не понял. При чём тут мани?
– Но мы ж говорили о бескорыстии и воздаянии. Денежки это – мани по-англицки.
– Тогда уж снивелировать.
– Аннулировать – снивелировать… н-да. Хорошо, перейдём от эквилибристики к… Мы! – и указательный палец вверх, – возведя их в ранг великих, постоянно забываем (! – опять палец в потолок), что Пэ не было и сорока, когда он… а эЛ так и ва-аще… так что… так что, по нашим нынешним меркам и представлениям, ежлив мужику нет сороковника, то его ва-ще не принимают в расчёт… пока не помрёшь, не забронзовеешь.
Лёнид и завсегда-то вклинивал без предупреждения этакие пассажи. При этом какая-нито ужимочка мимическая – обязательно присутствовала, скрипуля в голосе и затем ёмкая пауза – ну, дескать, дошло до тебя?..
– В принципе, не всё ли равно: англицкие корни у поэта аль чеченские… даже ближе получается по расстоянию…
Это он иллюстрирует книжку знакомой мне писательницы Марьям с Кавказа, где она причисляет Лермонтова с Толстым Львом к чеченскому народу. На что мой друг, литератор-критик-педагог заметил так: все малые дети хотят видеть своим кумиром взрослого дядю.
– Тут гораздо важнее, дружок, вот чаво: какой культурой (или культурами) был обласкан и запитан гений… Или я не прав?
Для себя я, доцент Благополучнов, давно отметил, что, по мнению Лё, вполне подхожу под детскую категорию слушателей, под чьё восприятие, собственно, и адаптированы его изыскания. Ну что ж, ну что ж…
– Трезвон телефона отвлёк нас от избранной темы… Однако пойдём дальше. Слушайте. Внимательно. Станционный смотритель.
И сокрушённо:
– Ну не знаю. Не надо бы!.. Потому как не люблю я подобных словечек. Но! Вынужден произнести: гениальные вещи. – И вскинул руку в пионерском салюте. – А вот эта вещь Пушкина ещё гениальнее. Я таких пустых фраз, повторяю, не терплю! Но опять же – позволю себе и скажу: «Станционный смотритель» ещё гениальнее, чем «Гробовщик». Вот это я знаю точно. Он, Гробовщик, конечно, пустоват в некотором смысле. Несмотря на то, что её написал Пушкин, из всех повестей Белкина она самая пустоватая. Вот моё мнение. И можете вывести меня на расстрел. Ах! Зато уж «Станционный…» – гениальная штукенция без всяких оговорок. И в ней ещё один конкретный, жестокий приговор в отношении нашего с вами будущего…
