Касатик - страница 13



– Ах, опять вы с условностями, наушники, ха, смех! Ещё спросите, на каком языке исполняется песенка, типа, "мне же не все равно, я же ушами слушаю", – раздался щелчок и вокруг всё заиграло-запело.

Вот он, текст, я запомнил, разумеется, хоть и не старался:

Расположи мои мысли
В порядке таком
Как все было вначале.
Выход, пока, нагрузиться вином,
Да так накачаться,
Чтоб почки кричали:
О!
О!
Обломись!
Так мне птицы кричали.
Обломись!
Так мне рыбы молчали.
Если хочешь, чувак,
Как все было вначале,
Ты из жизни сотри
Все, что были, печали,
Вот и лодка твоя
Простоит, не отчалив!
Я вот только что стал
Понимать, что иначе
И черёмуха пахла,
И на поезде чахлом
Я был искренне счастлив!
Я в реке,
Я, слепней отгоняя,
Глубоко так ныряю!
Так ныряю!
Обломись!
Наступила новая жизнь.
Обломись!
Ведь лёгкие планеты – это леса,
Зрение планеты – это океаны,
Конечности планеты – материки,
А где ты и все твои раны?
Где твои истерики?
А?
А?
А если ты видишь, вот он, конец!
То это, очевидно, только твой конец.
У нашей планеты нет конца,
Она ведь Мать и нас терпит без конца!
– Ганджа – это ответ?
– Нет!
– А мескалин – это ответ?
– Неет!
– А мухомор – это ответ?
– Неет!
– А какой ответ, а?
– А какой вопрос, а?
– А?

Часть 3. Словно выстирано, небо выстелилось.

Словно выстирано, небо выстелилось.

И, как символ начала, солнце сияло,

Ко мне очень близко-близко.

Штаны висят низко-низко.

На бровь прилепилась ириска.

(Из колыбельной песни джа-клошаров-грибников)

Глава 1.

Касатик тупил у помойного контейнера. Идеально выбрано место и время. Нет случайных прохожих и заинтересованных в содержании помойки лиц. Астрал окутал Касатика, позволив его мыслям немного поболтаться в широкой проруби между его полушариями, прежде чем осесть в отстойнике убеждённости. Одним словом, Касатик завис, с руками вдоль тела и наклонив голову, со стороны напоминая спящего стоя слона.

С большим художественным вкусом на борту контейнера было написано кириллицей слово из трёх букв. Около такого шедевра стоило потупить, все составляющие таланта художника-каллиграфа были налицо: эмоциональный посыл, сияющая бодростью и законченной уверенностью цветовая гамма и размах мазков кисти. Было понятно, что на всеобщее обозрение был представлен плод размышлений живописца о том, какое слово было вначале. Касатик же мысленно спорил. Не так всё очевидно было с этим вопросом. Даже краткость и присутствие говорящего сочетания «икс» и «игрек», именно в этой, правильной алфавитной последовательности, хоть и намекали на древность лингво-артефакта, но не отсылали к его изначалию. Да, каждый ребёнок знает, что колоть орехи вполне можно и лаптопом, но, взрослея, это знание обрастает корректирующими элементами. Слово из трёх букв, своим флёром основательности и значительности, всё-таки искусило, тянущихся к законченным выводам детей, сообщить себе скабрезный смысл. Хотя, памятуя о форме кулича и лингама, даже скабрезность была вновь приобретённым элементом, заместившим благоговение и почитание. Плюс, ощущение, что слово написано кириллицей, позволяло предположить, что метаморфозы со смыслом коснулись тех, кто мог эту кириллицу со всех сторон обхаживать, вовсю пользуясь правом первой ночи.

Мысли Касатика были о личности художника, как о ещё одном существе, заблудившимся среди снежных вершин надсознания – а вдруг, это слово было последним посланием автора человечеству? Вдруг, публично высказавшись о раскрытии сакральной тайны на боку мусорки, нежная душа деятеля искусств попросилась покинуть его тело, свидетельствуя о конце мирской миссии? Касатику представилось, как просветлённого автора надписи несёт его послушный электро-самокат по сплошной полосе магистрали, яростно колотят по ушам развивающиеся тугие дреды, сгущающиеся сумерки делают фары встречных машин всё более слепящими, наконец, внезапно раздваивающееся шоссе раздваивает и художника.