КАСИЕТ. Сила духа Великой Степи - страница 12

. Он также все более осознает свою индивидуальность в составе коллектива. Кроме того, перед лицом объединения родов, а значит, культов и тотемов, встает задача формирования более широких идеологических основ для надродовых универсальных культов.

Как следствие, происходит дальнейшая специализация ритуальных посредников, не только знающих тонкости собственного родового культа, но и исполняющих теперь уже массовые межродовые культовые обряды с учетом духовпокровителей всех родов в рамках новых союзов. Тотем, наряду с животным обличием, стал приобретать и антропоморфные, человекообразные черты. Позднее это привело к формированию культа предков – веры в души умерших родственников. Однако ему предшествовал этап «нагуализма», как признака все еще актуального единства с природой.

Этот процесс был характерен для многих народов мира: северо-американских и центральноамериканских племен, народов Океании, Самоа, Азии, Африки, а также для корейцев, японцев, китайцев и других народов, в том числе – и для евразийских кочевников. В культуре этих народов проявилась вера в имеющих животное обличие индивидуальных покровителей отдельных людей – так называемый «нагуализм». Согласно этим представлениям, каждый человек обладает двумя обличиями: одно из них – человеческое, второе

– животное.

Например, прежде казахи при рождении ребенка посвящали ему

определенного коня, которого называли «нысана». Нысану не использовали ни для верховой езды, ни для каких-либо других целей, его нельзя было резать – он вольно пасся в табуне. Если конокрады угоняли вместе с другими конями нысану, хозяин немедленно отправлялся на поиски и стремился вернуть не столько весь табун, сколько именно нысану. Таких животных монголы называли «онгон» и относились к нему точно так же. То же самое наблюдалось в прошлом у алтайцев, тувинцев, якутов, бурят, хакасов. Можно предполагать, что широко распространенный у тюркомонгольских народов обычай давать имена, связанные с названиями животных и птиц, возник первоначально именно в связи с нагуалистическими представлениями.

Таким образом, «нагуаль» -это реальное животное, «носящее дух», «оберегающее» конкретного человека. Этакий «живой амулет», от сохранности которого зависит благополучие того человека, чьим нагуалем он является. В отличие от тотема, носящего коллективный характер покровителя всего рода, нагуаль подчеркивает индивидуализм, служа оберегом для отдельного человека.

Итак, в «революционном» неолитическом обществе, наряду с общеродовым тотемом-символом, каждый человек имеет уже своего, отдельного живого нагуаля. Тотемические представления превращаются в нагуалистические, от абстрактных символов-тотемов человек обращается к реалистичным образам – поначалу животных, а затем и людей.

Постепенно в сознании людей стало складываться и такое мировоззрение, что наиболее эффективную духовную поддержку им оказывают даже не нагуали, а души умерших родственников. Скорее всего, во время атаки воины начали спонтанно обращаться именно к духам (аруахам) воинов, являвшихся их непосредственными предками. И это понятно: ведь духи предков, прекрасно знакомые с военным ремеслом и прославленные на полях сражений, – более надежная подмога в бою, нежели животное-нагуаль, далекое от человеческих «воинских игрищ».

Таким образом, почитание аруахов, военных предков, возникло на основе более древнего нагуализма. Этот процесс был назван нами