– Кого-то еще взяли? – с беспокойством спросила Марфа.
– Говорят, игумен Стефан и его монахи – представь, все пятьдесят! – предали анафеме прелюбодейный собор и покинули монастырь, некоторых уже арестовали. Но они не одни – вместе с ними прокляли этот собор еще больше сотни монахов и местный епископ!
– Ого!
– И это еще не всё. Ходят слухи, что Херсонский епископ удален с кафедры, а тамошний игумен Антоний и несколько монахов заключены под стражу… – Василий достал из кармана сложенный лист пергамента и протянул жене. – Это копия письма игумена Феодора к брату Навкратию, господин Феодот дал мне почитать. Воистину, «слово Божие не вяжется»! Подумай: он в заточении, отрезанный от братии и от всех, – а его голос звучит повсюду!
– Да, уже одно это вселяет надежду! – Марфа развернула письмо и стала читать про себя. – Боже! – в ужасе прошептала она. – Почти семьсот ударов!
– Это кому? – раздался сзади испуганный голос. Василий с Марфой обернулись. Кассия, неслышно вошедшая в залу во время их разговора, вопросительно смотрела на них.
– Так бичевал нечестивый епископ исповедника Христова, – сказал Василий.
– Семьсот ударов? Бичом? Ведь это больно?
– Да, очень больно! Можно запросто умереть даже от гораздо меньшего числа…
– А за что он его? – спросила опять Кассия. – За то, что он за правду Христову, да?
– Да. – Василий удивленно взглянул на дочь.
– Я ей кое-что рассказала сегодня, – пояснила Марфа. – А она знаешь, что сказала? Погоди, дочитаю…
– Мама, читай вслух, я тоже хочу знать!
Марфа вопросительно посмотрела на мужа.
– Ладно, читай. Ребенок тоже должен знать, что творится в нашем «богоспасаемом» отечестве… Тем более, что она у нас умненькая! Читай, пожалуй, с начала.
В письме студийского игумена рассказывалось о том, как в Фессалонике после изгнания архиепископа Иосифа назначенный вместо него архиерей расправлялся с теми, кто не хотел его поминать и не признавал решений «прелюбодейного собора». Евфимия, игумена одного из солунских монастырей, отказавшегося признать нового епископа, бичевали прямо в храме почти до смерти, но он все равно отказался поминать «прелюбодействующего» епископа. После истязания «некто, подражавший Христу, взял Евфимия в свой дом и, приложив к кровавым ранам и язвам телесным свежую кожу убитого ягненка, оживил этого мужа», вылечил и тайно отпустил. «Кто из православных когда-нибудь поступал так с еретиком? – восклицал Феодор. – Воззри, Господи, Господи, на такое бедствие и пощади народ Твой, устроив мир православия в нашей Церкви!»
Когда Марфа закончила читать, Кассия бросилась к отцу и ухватила его за плащ, который он еще не успел снять.
– Папа! Там сказано, что «подражавший Христу взял его в дом свой»! Нам тоже надо так!
– Вот видишь, – сказала Марфа. – Она еще днем предложила сделать из нашего дома странноприимницу для гонимых.
– Что ж, «из уст младенцев»… – Василий положил руку на голову Кассии, зарывшейся лицом в его плащ. Кассия подняла голову; в ее глазах блестели слезы. – Не плачь, – сказал Василий решительно. – Мы им поможем, насколько это в наших силах.
– И пусть Бог довершит остальное! – тихо сказала Марфа.
– Аминь! – ответил ей муж.
…Когда учитель ушел, Фекла спросила сына, уже готового бежать в сад играть:
– Ну, чем вы сегодня занимались?
Вместо ответа мальчик, заложив руки за спину и выставив вперед подбородок процитировал:
«В мрачную осень как быстрые воды с небес проливает
