– Сеть, – и более того в доле с, – и леди с лицом Принцессы Монако, показала пальцем:
– Вверх.
Мотя не нашлась, что еще спросить, кроме, как:
– Что вы для Них готовите?
– Для Них у нас специальный банкетный зальчик.
– Зайчик?
– Не зайчик, зайчик, а зал, зал-ь-чик-к с Их любимыми Гамбургерами Черного Билла, чей дядя, кажется, изобрел и эту, что вы назвали:
– Большую Компьютерную Сеть.
– Дак, эта, меня назначили сюда директоршей, – промяукала Мотя.
– Этого не может быть, так как не может быть никогда! – ответила эта пресловутая Грейс Келли. – Мне, – она показала пальцем себе на высокую прическу над – слегка, но менее – высоким лбом – конкурентши нэ нужны!
– Но меня назначили.
– Опять она завела свою пластинку, – КК – Кулинарная Сеть обвела своей лапой нарядных официантов и некоторых официанток, занимающихся систематической сервировкой столов, и даже кивнула на подглядывающих через не полностью закрашенную картинами Ван Гога прозрачную стену потенциальных поваров во главе с их шефом, которым и был, первоначально принятый за самого НН, почти двухметровый, как сказал бы, но он еще до сих пор этого не сделал – пропустим его имя, чтобы не частить:
– Это – мой шеф-повар. – Или даже:
– Это мой повар, М… В… Гена. – Шутка, конечно, Слава. Слава, так сказать всему, что он не готовит сам, но отдает тем не менее:
– Другим на съедение.
– Послушайте, Славик, – позвала Мотя, заметив через кухонный перископ его чуть насмешливые глазки, – кам хирэ, плииз.
Да таким голосом, как будто не наниматься пришла в посудомойщицы, как ташкентско-узбекский простой пролетариат с навыками приготовления мантов-пантов, а будто бы ее пришли снимать с работы ни за что, после пятилетнего здесь стажа, а она:
– Не хочет з ним раззтаваться. – Думает:
– Это, как их собственный-й! – Дом на Рублевке, или что у них есть еще там на Рижском шоссе с улицей Кой Кого в придачу.
Леди Грейс с воем сирены, заподозрившей, наконец, что Одиссей прорвался-таки через ограду города Царицына, бросилась почти в объятия иво почти брату со словами:
– Господин Склифосовский! – Они хочут наз охграбить.
Но услышала в ответ простое человеческое, нет не спасибо, да, и тем более, благодарю вас:
– Нет, – а:
– Да, всё уже согласовано на самом верху, – и тоже, как партийное приветствие, поднял вверх указательный палец.
– Да-а?
– Да.
Она хотела спросить про, каков будет их процент, но решила сразу взять быка, а точнее, козу за рога и в стойло, но только улыбнулась простой человеческой улыбкой, от которой не только Многие, но и Некоторые падали на колени с просьбой, отправить их или в Америку:
– Открывать ее, – или в Австралию, но уже только за тем, чтобы крикнуть, аж до самой Венеры, ползущей как муха по стеклу в Шапке Владимира Войнича, через всё Солнце:
– Я ни-че-го-не-зн-аю! – И на этом надо было закончить.
Но она тем не менее спросила:
– В нашем контракте уже записано, кто кого первым должен приветствовать?
– Вы меня спрашиваете? – Склифосовский хотел интуитивно уклониться от прямого ответа. Или, по крайней мере, оттянуть его развязку.
– Когда я снимал свой последний фильм Битва за русскую Трою город Царицын в 18-м году и даже чуть позже, – я объяснил это наступление-отступление, как:
– Компромиссум.
– К-как?
– Вот, пажалте взглянуть, – и Ми – почему-то некоторые близкие его так звали – вынул лист гербовой бумаги, – где вы сами запишите ваше решение. И кстати, вот черновик: – он вынул простой уже лист А4 – по понедельникам, средам и пятницам, вы отдаете ей честь, а по вторникам, четвергам и субботам:
