– Заткнись! – каркнул первый. – Снимай с коня упряжь скорее, да валим! Нет у меня желания проверять, как долго амулет будет отпугивать эту безмозглость!
– Сколько мяса! Как жаль! – простонал второй голос.
– Берем этого сладкого мальчишку и бежим. А то мы сами станем мясом! – прокаркал первый.
Пятый услышал какой-то легкий хруст под самым носом и слишком поздно понял, что надо было не дышать. Реальность закрутилась спиралями того самого «Сада Камней» и погасла.
* * *
– Тревога! – закричал Разумник усиленным магией голосом. – Стрелок сломал Сигнал!
Гадкий Утенок вынырнул из раздумий, послав коня сразу вскачь. Он помнил, куда пылил Пятый.
– Зуб, строй это стадо! Оттуда угроза! – закричал командир.
Восемь всадников поскакали за ним.
Им навстречу уже текла сплошным потоком река свежих, освежеванных скелетов. Белый на всем скаку врубился в этот поток, сбивая Бродяг конем, раскалывая им черепа, разрубая им позвоночные столбы. Конь Гадкого Утенка почти остановился, ведя свой собственный бой с Бродягами, кроша их копытами, растаптывая упавших Бродяг. Белый рубил направо и налево, впереди и сзади. Его длинный меч отлично подходил как раз для такой рубки с коня. Мелькая, как крылья птицы.
Но река Бродяг обтекла его, как вода в ручье обтекает камень, обтекла магов, кидающихся камнями, бьющих молниями, и крестоносцев, рубящихся мечами и топорами, и заскользила к каравану.
– Да сколько же вас! – взревел Гадкий Утенок.
Он уже почувствовал, как руки наливаются бесчувственным свинцом. Как бы ни был легок меч изумрудной стали, как бы ни было изменено, в детстве еще, его тело по образу Паладинов, но Белый еще не восстановился после излечения Некромантом, уставал быстро, не мог долго сражаться с такой прытью, на таких скоростях. Воздух кончился, выбросив его из состояния Упоения Боем, которое Старый называл «боевым режимом», владея им, не проходя изменений тела магией. Сердце отчаянно билось, не в силах разогнать слабость из тела. Багровая тьма в глазах подбиралась из-за углов зрения, стягиваясь к центру. Белый знал – именно в такие моменты чаще всего и гибнут в сечах Паладины. Потому как, кроме усиления, ускорения, нечувствительности к боли и ранам, Паладин, в Упоении Боем, уставая и не прервав такого своего состояния, перестает видеть, чувствовать угрозу. Особенно – удары противников с боков или сзади.
– Милый! – едва слышно прошелестел ветром призрачный голос, с едва уловимым, но узнанным голосом Синеглазки.
Как свежую, холодную кровь влили ему в жилы. Усталости как не бывало. Будто он хорошо выспался и только встал после крепкого сна. В глазах и голове прояснилось. Он ясно и четко увидел, что надо сейчас делать. Но в Упоение погружаться не спешил.
– Туда! – хотел он крикнуть, но лишь захрипел пересохшим горлом.
Но его спутники услышали. Повернули коней, прорубились на «берега» этой реки красно-белых «голых» Бродяг, вызывая этим ответвление, раздвоение реки нежити. Отчаянно рубясь, разрывая, сжигая Бродяг магией, всадники вырвались из сплошного потока скелетов, поскакали, набирая скорость, отрываясь от противника.
И тут же развернулись, выстраиваясь атакующим клином. На острие – Белый. В своей артефактной броне Стража Дракона, самостоятельно нарастившей свои объемы в бою, закрывшей большую часть тела владельца гибкой, но очень прочной броней. Белый был почти неуязвим для безоружных Бродяг. За ним – два крестоносца, броня которых больше всего подходила под броню Бессмертных – почти полная кольчуга, усиленная стальными пластинами. Третий ряд – три крестоносца в кольчужных рубахах, шлемах, наручах и поножах, с щитами и секирами.
