Блондинка вдруг озорно кричит:
– А правду говорят, дескать, одиноким по талонам можно будет любовников получать?
Теперь гогочут все. Солдат – блондинке:
– Я выдаюся без талонов, не теряйся, получай!
Оратор пытается перекричать толпу:
– Демократический строй даст вам полный простор для культурного развития… Эман-си-пацию!
Курносый господин, пробравшийся вперед, изо всех сил дергает за ногу оратора. Тот взмахивает руками и летит на телегу. Курносый с размаху бьет оратора в ухо. Женщины испуганно кричат, солдаты смеются. Дымящий козьей ножкой подначивает:
– Зуб ему выбей. Мы зуб лучше пропьем. Гы-ы!
Курносый с видом победителя идет своей дорогой, оратор вытирает кровь с лица.
Прилично одетая дама говорит:
– От большевиков никому не стало лучше. Раньше у меня была школа. А теперь, понимаете, кормить учеников стало нечем…
Удивительно тощая бабешка со злыми желтыми глазами, похожая на сушеную тарань, перебивает:
– Никому ваша школа не нужна. Ждите в Москву немцев. Скоро наведут порядок! Они взыщут.
– Немцев не дождешься. Мы вас всех перережем прежде! – холодно роняет рабочий.
Солдаты охотно вторят:
– Во, это верно! Прежде чем придут – всех к едрене шишке переведем! Вот с этой вешалки начнем!
– Ей бы мужика, она тогда вякать перестала б! – скалится солдат с козьей ножкой. – Иди сюда, дорогая! Сейчас мы тебя полюбим по разочку! – И он тянет руки к желтоглазой.
Та злобно шипит:
– Тебе немцы покажут!
Тем временем измятый оратор, с разбитым кровавым носом, с соломой, приставшей к воротнику, вновь влезает на сани. В толпе с восхищением замечают:
– Какой настырный! Нос расквасили, а он опять за свое.
Оратор ищет сочувствия у толпы, показывает на свое лицо:
– Вот что творят царские блюдолизы…
Рабочий, залихватски сдвигая на ухо кепку, кривит в ненависти рот:
– Молчать вашему брату следует, вот что! Нечего пропаганду распускать. Шибко грамотные стали, а работать не желаете.
…Бунин задумчиво качает головой, а Мария Самойловна говорит:
– Идемте от греха подальше.
4
Возвращались через Петровку. Возле древних монастырских стен монахи колют лед. Делают они свое дело тщательно и серьезно. Но толпа, глазеющая на них, ликует:
– Ага! Выгнали! Теперь попрыгаете.
На Страстной площади необъятной ширины баба, злая и напористая, волнуется:
– Ишь, афиши расклеивают! А кто будет стены мыть? Опять же мы, простые трудящие. А буржуи будут ходить по театрам. Мы вот не ходим. Так запретить им тоже, нечего…
Уже под вечер, взяв извозчика, поехали к Цетлиным.
5
В доме Цетлиных уютно, спокойно и богато. Кроме Буниных, пришли ближние соседи – супруги Зайцевы. Старинные картины на стенах, кожаные корешки книг в шкафах, удобные диванчики, вышколенные слуги, выписанный из Парижа знаменитый повар. И – регулярные литературно-музыкальные вечера.
Салон Цетлиных пользовался доброй славой. Здесь побывали все знаменитости: от Горького и Брюсова до Павла Муратова и Александра Бенуа. За черным «Беккером» сидели Рахманинов, Гольденвейзер, Прокофьев, Гречанинов. Недавно наслаждались дивным пением Леонида Собинова: украинские песни, русские романсы, ария Лоэнгрина.
Восторг был таким, что Мария Самойловна бросилась к певцу и жарко поцеловала его – под аплодисменты гостей.
Теперь прекрасный певец зачем-то занялся административной работой – стал директором Большого театра. В салоне это не одобрили – администраторов много, Собинов – один.
