– Ты ещё вверх ногами поверни, – пыталась пошутить я.
– Нет, мне изнутри интереснее, – ответил он, – давай завтракать. У нас есть время, разберёмся, что там снаружи, а что внутри.
«Ладно, – подумала я, – подкрепиться не помешает». Что-то мне подсказывало, что в этой новой жизни надо пользоваться любой возможностью поесть и поспать впрок, а всё остальное само узнается, уже не отвертишься.
Пока я жевала бекон с яичницей, мазала хлеб маслом, запивая всё это чёрным крепким кофе, Мишка смотрел на меня с лёгким удивлением, а сам тем временем проглотил совсем немного кофе с миниатюрным бутербродом.
– Ну и аппетит у тебя! Как только помещается! Ты и впрямь ничуть не изменилась.
После завтрака я чувствовала себя отлично, и холодок амулета превратился в ровное тепло, которое успокаивало, грело, защищало….
Я осмелела и пошла в атаку:
– А теперь рассказывай, что это всё значит. Давай, Генерал, по порядку, где был, куда делся. И где мои вещи и документы, телефон, паспорт, костюм…и бельё, наконец!?
– Ожила на мою голову! – рассмеялся Мишка. Вполне натурально так рассмеялся, дружески и открыто.
– Знаешь, про мои похождения давай потом, в процессе, так сказать. Это долго, давай не набегу. А твои вещи в шкафу, извини, что я тебя переодел без спроса. Надеюсь, простишь по старой памяти… А паспорт вот он, на столе в гостиной, и телефон там же, правда разряжен, кажется.
Я встала, действительно, мой паспорт и телефон мирно лежали на столе.
– Слушай, я должна позвонить, сказать нашим, что задержалась, что прилечу позже. Меня Кетруб видел в аэропорту.
– Ну и что, какая разница, Лиса!
Мишка подошёл ко мне, поднял со стула и крепко прижал к себе.
И только в этот момент я вспомнила его, нас с ним по-настоящему. Память тела – особая память. Она хранит все оттенки ощущений, всю неповторимую ауру человека, его тепло и прохладу, шероховатости, мягкость и шелковистую твёрдость….
Трудно спорить с памятью тела, и я сдалась.
Потом я лежала на полу гостиной и слушала тишину. Было оглушительно тихо вокруг.
– Слушай, а что творится в мире? Может, включим ТВ? – спросила я, выйдя из душа.
Завернувшись в пушистые халаты, мы устроились на диване. Солнце висело в зените на верхушке горы, норовя сорваться вниз, в долину.
– Я не держу телевизора в доме, зачем? Лучше скажи, что ты хочешь сейчас, – Мишка прижал меня к себе покрепче.
– Знаешь, я и вправду хочу знать, что стряслось с тобой за это время, а ещё очень любопытно, что стряслось со мной. И как вообще я здесь очутилась. И как ты меня нашёл, если это не случайность, конечно!
– Инга, про меня долгий сказ…. А с тобой я случайно встретился, это так, хотя самому странно! Я много раз представлял, как и где я тебя могу встретить. И аэропорт всегда был на первом месте, факт. И я бы разыскал тебя потом, обязательно и совсем скоро. Но не вчера, на вчерашнюю встречу я не рассчитывал, – он улыбнулся, скорее скривился, и что-то новое, печаль, страх… нет, скорее, растерянность, мелькнула в его глазах.
– Но мы встретились, и славно, правда? – спросил он. И, не встретив горячего подтверждения, продолжил:
– А для тебя это, наверное, было слишком сильным испытанием, Лисёнок. Вот тебе и поплохело. Рейс наш улетел, и ладно, не беда. Я тебя привёз в свой дом, от аэропорта езды минут сорок, я купил его совсем недавно. Здесь неплохо, правда? А зимой вообще классно, лифт рядом, тебе понравится, увидишь!
