– Мира! – рыкнул на меня ректор.
– А что? Вы же сами просили всё.
– Мира, ты умная девушка, – устало выдохнул Дамир. – Одна из лучших учениц Академии, а ведёшь себя как непослушная девчонка.
– Ну, я же блондика! – ответила я, с видом невинности перехватывая за спину свою длинную светлую косу.
– Я никогда, ещё раз повторюсь, не верил, что все блондинки – дуры. И ты не исключение из моих утверждений, – холодно, но с улыбкой сказал он.
Интересно, как долго он будет продолжать эту игру? Я ведь уже почти на грани того, чтобы сказать правду. Но пока я держу свои карты при себе…
Я задумалась. Хорошо, что сейчас не наделала ещё больше глупостей. Решив прекратить отпирания, я сказала ему правду, чтобы он не стал препятствовать мне в будущем:
– Да, это я подбила парней и всё спланировала. Если бы вы не вмешались, я бы сама у орка выбила всякие желания трепать лишнее.
– Ты видела дневники Орота?
– А по-вашему, от чего мне стало плохо? Я, кстати, хожу на дополнительные курсы по некромантии, так что насмотрелась на всякое, что меня теперь не удивить.
– Если бы я не вмешался, что бы ты сделала с Оротом после его поимки?
– Ну, сначала бы отыгралась за нервы, потраченные на его уроках. Потом позволила бы парням немного поиграть. После устроила бы допрос с пристрастием, чтобы узнать побольше о дневниках. А потом отправила бы их с запиской вам.
– А Орот?
– А Орота, если бы он выжил, я бы связала, а если нет, попросила бы Димона оживить его на время.
– Ты жестока, – сказал ректор, подмечая мою бескомпромиссность.
– Я справедлива! – возразила я. – То, что он делал с детьми, смерть – ещё слабая кара.
– Замечательно! – выдал глава Академии, широко улыбаясь. – Твоя мама тобой бы гордилась.
– Вы знали мою маму? – заинтересовалась я. Всё, что я знала о своей матери, – это лишь тени воспоминаний.
Она умерла при родах.
Я никогда не знала её. Лишь видела на портретах – величественная, добрая, светлая… и недосягаемая, как звезда. Не спрашивала о ней отца, хотя порой умирала от желания услышать о ней хоть что-то. Просто… знала, как ему тяжело. Он любил маму до безумия, почти до безрассудства. Поэтому и остался один. Никогда не женился снова. Порой, в редкие вечера, когда в доме было особенно тихо, отец говорил о ней. Не как о святом образе, а как о живом человеке, с причудами, шутками и блеском в глазах. Я слушала, затаив дыхание. В такие моменты я мечтала, чтобы она жила во мне – в моих поступках, в голосе, во взгляде. Хоть капля.
– Я знаю твоего отца. – Голос ректора был спокоен. – Он рассказывал о ней.
Я непроизвольно распахнула глаза.
– Вы… настолько старый? – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык. В голове металась арифметика: папе скоро пятьдесят… неужели и ректору уже…?
– Я моложе твоего отца на двадцать лет, у нас с тобой разница восемь лет – укоризненно бросил он, будто слышал мои мысли. Пока я пыталась прикинуть его возраст, он добавил: – Я работал с ним в Министерстве.
– То есть… могу я считать ваши отношения с отцом дружескими? – осторожно выведала я, подозревая, что ответ будет не просто "да".
– Можешь. И даже должна, – усмехнулся василиск. Было в этой усмешке что-то тёплое и опасное одновременно.
– Вы сооб… – я не успела договорить. Он перебил, словно читал мой вопрос ещё до того, как он сформировался.
– Да, я сообщил твоему отцу об инциденте. Только опустил некоторые… тревожные детали. Он горд тобой.
