Война началась, но Рюген не спешил домой. Да, это был бы красивый поступок – с саблей наголо, на лихом коне… И совершенно идиотский.
Вместо этого принц прилагал все силы, чтобы армия двигалась как можно быстрее, но в меру, так, чтобы она сохраняла боеспособность, а не превращалась в сборище инвалидов. Помимо этого, он вел активнейшую дипломатическую переписку с властителями-соседями, переписывался с агентурой, арендовал корабли для десантирования…
Организацией сопротивления занимался Алекс Николич, который оставался «на хозяйстве». Лужицкий серб был великолепным офицером – куда как лучше самого Игоря. Но… все та же сакральность – властитель страны, особенно столь мелкой и свежеиспеченной, в качестве полководца воспринимался солдатами заметно лучше, чем человек с происхождением едва ли не крестьянским. Только недавно, после адовой работы по формированию армии, где Николич был, наверное, главным действующим лицом, его начали воспринимать всерьез. Для этого же Рюген и оставлял его в Померании в качестве командующего – чтоб привыкали. Ну не все же время самому «впереди, на лихом коне»…
Под началом у Алекса было три полка пехоты – чуть больше полутора тысяч человек; около семисот выздоравливающих из разных полков; около пятисот юнкеров с драгунским «образованием» и совершенно разрозненных, не «обкатанных» в качестве единого подразделения. Были еще и милиционеры с ополченцами, причем численность последних была достаточно солидной. Вот только на большую половину надежды не было – многие бюргеры шли в милицию исключительно за привилегиями и могли повоевать разве что против контрабандистов при солидном численном преимуществе со своей стороны… Но и то хлеб.
Война разворачивалась исключительно от обороны, объединенный[11] Мекленбург выставил армию чуть более двадцати тысяч человек – огромная цифра для небольшого государства. Собственно говоря, непосредственно армией было около восьми тысяч человек, то есть примерно столько же, сколько у самого Грифича. Было еще около пяти тысяч наемников, а кроме того, герцоги выставили охочих юнкеров, призвав последних приходить со слугами…
Звучит нелепо, но у многих помещиков были всевозможные егеря, гайдуки[12], приживалы… многие из которых весьма уверенно владели оружием и были лично преданы своим хозяевам. В мелких конфликтах они нередко играли достаточно значительную роль, а в более серьезных случаях их могли использовать для охраны обоза или лагеря, поставить в качестве пехоты, не в поле, разумеется, а за каким-то укреплением. Феодализм, да… Но Мекленбург и был этаким островком Средневековья.
Война началась грязно – с насилия над мирными жителями. Юнкера совершенно не скрывали своих намерений: грабеж, новые крепостные-рабы, которых они угоняли к себе в поместья… Все та же средневековая философия. Не понадобилось даже пускать в ход пропаганду – наемники и юнкера со слугами сами были лучшей пропагандой в пользу Рюгена.
– Давай, Юнгер, завали эту холопку!
Одетый в потрепанную ливрею лакей с удовольствием повиновался пьяному хозяину и поймал молоденькую крестьянку, схватив ее возле амбара.
– Нет! Не надо… не надо…
Девушка отбивалась, но…
