– Но ведь теперь город без нас разграбят, – очень грустно произнес Таква.
– И много ты увезешь на своей лошадке?
– Нет… но разве мы не за этим приехали?
– За этим. Но если нельзя увезти много, то что это значит?
– Что? – Таква недоуменно уставился на друга.
Да, в отличие от Атука, который считал Такву балластом, тот думал совсем наоборот. Хотя ножа в спину при случае для друга тоже бы не пожалел.
– То, что брать нужно самое ценное, – наставительно произнес Атук.
– А я о чем говорю: без нас же разграбят!
– Нет, ты все-таки идиот. Самое ценное – это не драгоценные безделушки и серебряная посуда, а рабыни, молоденькие такие… За одну можно до двух-трех десятков золотых выручить, а за серебряный подсвечник тебе свои же брюхо вскроют.
Какое-то время Таква молчал, потом все же ответил:
– Тогда вообще не надо было в город переться. Мы же с тобой мимо крестьянских избушек ехали, там и надо было отовариваться.
Атук с удивлением взглянул на «друга». Таких мудрых мыслей он от него не ожидал. Атук сделал себе заметку получше за ним присматривать.
– Можно, но тоже не самый безопасный способ. Забыл, как Кемай прошлой весной вилами в живот получил? Не-ет, – протянул он, – вот эта улочка как раз то, что нам нужно. Уверен, в каком-нибудь из этих домиков мы найдем, чем поживиться.
– И как ты определишь, в какой именно дом нам надо?
– Ну, ты совсем работать не хочешь! Вылезем из седла и распотрошим наугад пару избушек. Вон ту, например, – Атук наугад махнул рукой.
Пожав плечами, Таква слез с коня.
Стараясь не шуметь, я отодвинулся от окна. Показав Аленте знаком, чтоб она отошла за печку, сам я подошел к двери, подобрал стоявший в углу топор. Затем снял засов, от которого в этой ситуации было больше вреда, чем пользы. Топор я приподнял над головой и так с ним и застыл. За поясом у меня все еще оставался нож, с которым я предпочитал вообще не расставаться, но сейчас топор был предпочтительней – весил больше.
Я прислушался, – кочевник выходил из соседнего дома.
– Ну как? – спросил его тот, что сидел на лошади.
– Ни хрена, – ответил второй, – дед старый да бабка. Разбойником меня обозвали, пришлось их проучить, – после этих слов он заржал, как лошадь.
– К следующей двери иди, – приказал оставшийся в седле.
Дверь распахнулась.
– Я иду искать…
Я опустил топор на плечо кочевника. Вообще-то я метил в голову, но когда размахивался, чиркнул топорищем о потолок, и удар вышел не очень точным. Размахнувшись еще разок – на этот раз не сверху, а сбоку, – я, что было силы, ударил его в грудь. Кочевник вылетел на улицу.
К сожалению, сабля вылетела вместе с ним. Пришлось выскочить наружу, чтобы подобрать ее. Сначала я хотел справиться с обоими одним и тем же способом, но для этого надо было справиться с первым с одного удара, – тогда второй зашел бы внутрь, ни о чем не подозревая. Можно было даже попросить Аленту изобразить испуганный женский крик, но… не сложилось. Теперь придется драться с этим: вон уже ухмыляется.
– Хорошо, что ты прикончил этого, – он кивнул в сторону трупа, – он всегда был идиотом. Хотя тебе уже должно быть все равно, ты скоро отправишься следом.
Наверное, с какой-нибудь оглоблей шансов у меня было бы больше. Саблю я держал в руках впервые, впрочем, я и меча настоящего никогда не трогал. Свой Ирвин не разрешал трогать. Говорил, что я еще недостаточно научился.
– У тебя нет шансов, малыш, лучше не сопротивляйся – тогда, обещаю, сделаю это не больно. Будет лучше, если ты бросишь саблю.
