– Как и тебе общение с говорящим Владленом. – Я думала, что Любимова разозлится, но она прыснула. – Что?
– Извини, но то, как ты произнесла слово «говорящий»… Ну забудь уже эту историю!
– Этих историй уже две! – заспорила я. – И они незабываемы! Меня дважды оскорбили незнакомые люди! Я, видите ли, у них неговорящая!
Вторженец замахал руками:
– Мы не об этом говорить начали! У меня нечто действительно серьезное и странное. – Катька покосилась на стену за моей спиной: она была общей с подозрительной, на ее взгляд, каютой. Тогда я пустила воду и примостилась к ней на крышку унитаза. Любимова громким шепотом передала мне ночной разговор. – Как? Горгон? – переспросила я.
– Да, я понимаю, что звучит дико, но так оно и было. Добуквенно.
– Умеешь же ты запоминать! Не то что дословно – добуквенно.
Катька уточнила:
– Не я, это все женщины умеют. Так уж мы устроены.
– Но я-то нет.
– А ты и не женщина. Ты какая-то смесь.
– Ну спасибо! – взбунтовалось все мое нутро. – Я что, гермафродит?
– Да нет, мужского в тебе еще меньше. Я имею в виду смесь ребенка и девушки. Но с возрастом все придет.
– Обижаться и спорить сейчас некогда. А то я забуду, что хотела сказать. Видишь ли, я неспроста переспросила про Горгона. Я это уже где-то встречала.
– Да? – Катькины глаза загорелись каким-то то ли адским, то ли солнечным пламенем. Она стиснула мою руку. – Ну! Вспоминай! Это важно!
– Для начала давай чаю выпьем. Я ж говорю, я по утрам тугодум.
– Не только по утрам, – обиженно фыркнула Любимова и наконец оставила меня одну.
Нет, она еще и возмущается! А сама сыплет оскорблениями! И врывается без спроса в уборную! Как я ее терплю столько лет?..
Негодуя, я вытерлась полотенцем, вышла из помещения и кинулась на поиски пачки чая. Я помню, что мама положила мне его на всякий случай. «Вдруг вы завтрак проспите?» – ну как в воду она глядела.
– Что ищешь? – излучая миролюбие, встряла Катька в мои сумбурные действия. Я уже пятый раз переворачивала чемодан, трясла дамскую сумку и заглядывала под кровать. Однако быстро же она отходит.
– Чай.
– Чай? Можем в бар пойти. Там должно быть. Не только же спиртное подают, в самом деле.
– И чего тебя все тянет в этот бар?
Не успела я закончить фразу, как в номер постучались.
– Рум-сервис? – предположила Катя. – Вроде рано. Мы еще на экскурсию не отправились. Могли бы подождать с уборкой.
– Открой – узнаешь, – пожала я плечами.
– Но я плохо выгляжу! – запоздало спохватилась подруга и предательски скрылась в ванной.
Открывать пришлось мне. Хотя я тоже комплексовала по поводу пижамы, потому распахивать дверь не стала, ограничилась щелочкой.
За порогом стояла молодая девушка в униформе. И не одна – рядом железный двухполочный столик на колесиках.
– Вы пропустили завтрак. Я вам его доставила, – лучезарно улыбаясь, словно на свидании с возлюбленным, сообщила она. На столике были две тарелки с омлетом и сосисками и чай. – Через двадцать минут я приду и увезу посуду, – сказала она, вкатывая столик в каюту. – Приятного аппетита.
Я была так шокирована, что молвила «спасибо», когда ее фигура уже скрылась за дверью. Однако права была подруга, выбирая самый дорогой лайнер. На другом вряд ли бы так заботились о пассажирах.
– Ну кто там? – выползла причесанная и умытая Любимова из санузла.
– Там наш завтрак. Прошу к столу.
– Ого!
Подруга обрадовалась и накинулась на омлет. Я по утрам есть не люблю и осилила только четверть. Засим мы нарядно оделись, накрасились (Катька – все лицо, я – только губы) и вышли в свет. Вчера нам как-то не удалось обследовать наш четырехпалубный, но, по рассказам капитана, чего тут только не было: помимо ресторана, еще два бара, музыкальный салон, библиотека, кинотеатр, сауна, парикмахерская, SPA-салон, что-то еще, о чем я забыла… Ну и концертный зал и солярий, где мы уже были.
