– Что это? – Алекс Уилсон выбрал себе позицию, выхватывая пистолет из плечевой кобуры и беря под прицел окна.
– Это ударная волна. Сейчас разберёмся.
Георгий выбрался из-под укрытия и осторожно ступая по усеянному осколками ковру выглянул в приемную. Секретарша была в шоке, но цела – окон на улицу помещение не имело.
– Включите радио, Эллин, – он выскочил в коридор и выбежал на Уолл-стрит, усыпанную битым стеклом и верещавшую враз сработавшей сигнализацией сотен автомашин.
Из зданий выбегали перепуганные люди, с недоумением озираясь по сторонам. В чистом и прозрачном воздухе сентябрьского утра отчётливо ощущался запах керосина и гари. Высокие небоскрёбы закрывали обзор, но он смог разглядеть в узком просвете чёрный столб дыма, широкой полосой вытягивающийся в сторону океана. Горело что-то выше, примерно в пяти-семи кварталах западнее. В ту сторону уже потянулись всё более отчётливо слышимые сирены автомашин специальных служб.
Убедившись, что прямой и непосредственной опасности или угрозы рядом нет Георгий вернулся в офис, как раз в момент экстренного сообщения по радио.
– «…одну из башен Всемирного торгового центра врезался самолет. В здании начался пожар.»
Отец уже закрывал дверцу сейфа, убрав в него все документы со стола.
– Идём. Тут не далеко.
Не шли, бежали, огибая мигающие аварийками автомобили и образовавшиеся толпы людей. Навстречу им тоже двигались люди, испуганные, оглядывающиеся назад. Выскочив на Бродвей остановились: Северная из двух башен-близнецов была окутана дымом от бушующего на верхних этажах пожара.
– Стой, – Уилсон придержал за рукав сына. – Ты видишь какой этаж?
– Сотый примерно… подожди-ка, там же был твой офис?
Из открытого окна стоявшего рядом лимузина громкий голос диктора «Фокс-Ньюс» уже комментировал чрезвычайное происшествие:
– «…предварительной информации врезался Боинг-767, авиакомпании American Airlines, выполнявший рейс № 11, из Бостона в Лос-Анжелес. О судьбе пассажиров…»
«Вика…» – время для Георгия остановилось, всё происходящее вокруг кратно замедлилось, разом бросив его в состояние боевого транса. Оценив окружающую обстановку, словно перед боем, краем глаза зафиксировал застывшее лицо отца, смотревшего на горевшую башню хорошо знакомым взглядом – так перед атакой воин рассматривает обнаружившего себя противника.
(1952–2001 гг. Привратник)
Если вы обратили внимание – моего согласия включиться в процесс никто и не спрашивал. Займёмся мол, и баста! (Глеб это умеет, поэтому всегда и был шефом.) Короче говоря, с возвращением в стаю товарищей, Марк.
Если откровенно, я испытывал двойственные чувства. С одной стороны быть частью мощной и успешной команды всегда престижно. С другой… самостоятельность и свобода – тоже не плохо (хотя подразумевают личную ответственность за свой выбор, к чему готов не каждый). И ещё одно меня беспокоило: когда Глеб был арестован в 1937-м, я не стал ему помогать. Как выяснилось, он в моей помощи и не нуждался, но всё равно, нехорошо мы тогда расстались. Судя по всему Глеб меня простил, но вот забыл ли? Ладно, так или иначе, а выбора у меня сейчас не было. Я стал Привратником.
Не надо хихикать, это ничего общего с лакейством не имеет. О фундаментальности, грандиозности и всемогуществе Братства я сейчас не буду, хорошо? Кому это интересно и так в теме, а остальным стану пояснять по мере необходимости. Оно, Братство, здравствует не зависимо от того, верите вы в его существование или нет (
