– Сын у Сергея Алексеевича погиб в войну, – вмешался в разговор Коля. В пятнадцать лет. Не вернулся из разведки.
– Извините, – сказал Тиссо. – Как же такой пацан попал на фронт?
– Мы жили на границе, – сказал Сергей Алексеевич.
– А кто же его послал в разведку? – спросил Тиссо.
Сергей Алексеевич перехватил испуганный взор Коли и заметил, что и Тиссо смотрел на него выжидательно. И под этими перекрестными взглядами он почувствовал себя как на суде. Никто так с ним еще не разговаривал никогда о Витьке.
– Сергей Алексеевич, – сказал Коля, – пойдемте погуляем… А то здесь что-то жарко.
Но Сергей Алексеевич не ответил ему, он поднял глаза на Тиссо и тихо произнес:
– Я.
Впервые за сегодняшний день тоска по сыну снова вошла в него, и ему уже не казалось, что Коля похож на Витьку, и он понял, что никакая подмена не заменит потерянного, и нечего заниматься самообманом. И было совершенно непонятно, зачем он околачивается здесь, в цирке, и он пожалел, что не уехал.
– Жестоко вы жили, – сказал Тиссо.
– Время такое было, – ответил Сергей Алексеевич. – Надо было спасать всех детей.
– Время. – Тиссо подошел к лошади. – Иди сюда, Алмаз, сюда, мой дорогой. – Достал из кармана кусочек сахара и сунул лошади в зубы. Время-то прошло, а сына у вас нет, и все, кроме вас, о нем забыли.
Сергей Алексеевич пошатнулся, как от удара. Откуда взялся этот человек? И почему он разговаривает с ним, и что это еще за мальчишки, которые стоят рядом и слушают? И как он вообще попал в этот балаган, и как он посмел свое самое святое отдать на уничтожение! Он молча повернулся и, не видя ничего перед собой от гнева, пошел к выходу.
– Сергей Алексеевич! – крикнул Тиссо. – Извините, я не хотел вас обидеть… Вот чудак!
Последние его слова все же проникли в сознание Сергея Алексеевича, и он остановился. Нет, он не уйдет так, он скажет этому человеку все, что думает. Это не легко, но разве ему вообще когда-нибудь было легко?
Не по той дороге он шел в жизни, на которой могло быть легко, и он гордится этим.
– Что же, по-вашему, – сказал Сергей Алексеевич, – живым жить, а мертвым гнить? Так, по-вашему?
– Я же извинился перед вами, – сказал Тиссо. – И хватит.
– Эх, молодой человек, – сказал Сергей Алексеевич, – нет в вас чего-то самого главного!
– Вы мне мешаете, – сказал Тиссо, прыгнул в седло и поскакал по кругу.
Коля подошел к Сергею Алексеевичу и сказал:
– Идемте, – и взял его под руку.
И эта теплая, крепкая мальчишеская рука заново повернула его к жизни, и тот голос, который только что звучал в нем: «Зачем я это все им рассказал», начал в нем затухать, хотя лицо его по-прежнему было сурово.
Когда они вышли на улицу и смешались с толпой, Коля, который горел нетерпением побыстрее объясниться, сказал:
– Здорово, что вы не уехали… – Нет, его слова сейчас прозвучали слишком нелепо. – А кенар ваш в полном здравии. – Опять что-то не то, и Коля уже по инерции тихонько добавил: – Распелся сегодня, раскричался, меня утром разбудил. – И вдруг: – Вы не верьте ему… тому… в цирке. – Он не хотел даже произносить его фамилию. – Он неправду сказал. Я вот так не думаю. И никто не думает.
И симпатия к Тиссо у него сменилась острой неприязнью. Он был легок в своих переходах в отношении к людям, он был скор на руку и ненавидел всякое предательство.
Сергей Алексеевич ничего не ответил, но все же подумал, что у Коли душа горяча и честна, как у Витьки, и ему было приятно, что в нем он не ошибся. Он повернулся к мальчику, опустил ему руку на голову и сказал:
