–
Знаете, Андрюша, я сам ломаю голову над тем, почему Чингисхан отдал приказ и посмертное завещание своим преемникам: чжурчжэней в плен не брать ни при каких обстоятельствах, а вырезать всех до седьмого колена, – закончил свой рассказ Павел Николаевич.
Чуть в стороне тихо потрескивал костёр, все заключённые и конвой, кроме одного часового, спали глубоким сном. С озера тянул свежий ветерок.
«Быть может, много веков назад на этом самом берегу отдыхали после битвы уставшие чжурчжэнские или монгольские воины», – подумалось мне. Будто наяву, я услышал ржание приземистых лошадей и свист боевых стрел. Я тряхнул головой и, с трудом вырываясь из наваждения, предположил:
– Возможно, в нём говорило уязвлённое самолюбие?
–
Вы тоже так думаете? – обрадовано встрепенулся профессор. – Вот и я думаю, что он никак не мог простить чжурчжэням своего былого унижения. Вполне человеческий фактор.
–
Я читал, что он приказал уничтожить целый народ за их упрямство и непокорность, – произнёс я.
–
Глупости, – отмахнулся Боженко, – любой народ противится агрессии, вспомните хотя бы Киевскую Русь. Достойного противника уважают даже враги.
В глубине души я был согласен с доводами профессора, но хотелось думать, что на самом деле всё было как- то романтичнее:
–
Неужели такой великий завоеватель мог опуститься до элементарной мести?
–
Очень даже мог, – шёпот профессора перешёл на свист. – Вы можете мне не поверить, но все великие тоже были когда-то сопливыми малышами и скакали верхом на прутике.
Я сделал попытку представить Чингисхана верхом на прутике и не смог. Всё-таки велико в нас уважение к теням прошлого и их великим делам, и очень трудно побороть сложившиеся стереотипы. В нашем представлении герои прошлых веков выглядят этакими небожителями, пирующими с богами Эллады, а они были всего лишь людьми.
– Да, разумеется, вы правы, – согласился я.
–
Возьмите хотя бы его, – Боженко, вскинув на секунду брови, посмотрел вверх. – Не родили же его таким?..
Хотя имя и не прозвучало, мы оба знали, о ком идёт речь. После этого заявления профессор надолго замолчал. Я же, чтобы не смущать его за нечаянно вырвавшиеся слова, предложил пойти ложиться спать.
–
И то верно, – облегчённо вздохнул он, – завтра выступаем, надо набраться сил.
…Я скакал во главе отряда всадников навстречу катившейся конной лаве. Над головой раздавался лёгкий посвист стрел. В моей руке сверкала широкая кривая сабля.
– А-йя! – раздался вой со стороны нападавших.
– Ура! – закричал я, подбадривая своих бойцов.
Мой клич был поддержан сотнями глоток, и две лавы столкнулись в яростной схватке. Я ожесточённо рубился с неприятелем. Нашими противниками были одетые в меховые куртки и малахаи воины. В отличие от моих конников брони на них были победнее. Я почему-то был уверен, что мелькающие передо мной враги – это татаромонгольские воины. Отражая наскоки мелкорослых всадников, я не переживал за свою спину. Два верных телохранителя Угудай и Диландай неотступно следовали по пятам и отбивали в сторону направленные в меня копья и сабли.
Из кровавой кучи малы на меня наскочил вёрткий воин на низкорослой мохнатой лошадке. Его оскаленный рот выплёвывал непонятные крики, а злая миниатюрная лошадка так и норовила цапнуть моего Беркута за бок.
– Адзи! – раздался крик Угудая.
Я дернулся, словно нападавший воин попал в меня своей сабелькой. Чтобы увернуться от удара сабли, я резко повернулся на бок и…
