– Господи, – всплеснула Оксана руками. – Вижу, что ты по-прежнему галантный кавалер. Ты не представляешь, как мне это нравится.
– А если серьезно?
– Ну какая же я, к дьяволу, танцовщица, – рассерженно произнесла Оксана. – Ты посмотри на меня, – беззастенчиво распахнула она полы халата, под которыми он увидел узенькие черные трусики, смотревшиеся просто великолепно на ее слегка полноватых бедрах. Надо было бы закрыть глаза, но Герасим не сумел. – Я поправилась на полтора килограмма. Разве кому-то интересно, когда по сцене скачет толстая тетка! А потом движения уже не те…
– Ты слишком строга к себе, – невольно взялся утешать ее Святой. – У тебя абсолютные пропорции. За тобой школа…
Оксана, похоже, не собиралась прикрывать ноги, а даже чуток подвинулась, чтобы он сумел в полной мере рассмотреть красивый узор трусиков. И вообще, она держалась так, как будто вела беседу не с человеком духовного звания, а со своим старым любовником, заскочившим на полчаса для очередного соития.
– Вижу, что ты действительно монах… У тебя прекрасно получается роль утешителя. Ответь мне… Кому в борделях нужна академическая школа танца?! – вполне искренне возмутилась Оксана.
– Ладно, спорить я с тобой не буду.
По привычке Святой посмотрел в угол, где по обыкновению стояли иконы, и, натолкнувшись усталым взглядом на убогую лепню в виде пузатого кувшина, понял, что прощения ему не видать. Уверенно поднявшись, он подошел к Оксане и нежно положил ей ладони на плечи.
Он раздевал Оксану неторопливо, сопровождая каждое движение поцелуем. И от легких, почти робких прикосновений Оксана невольно закрывала глаза, чувствуя, как ее тело переполняется сладостью.
– Твои руки стали очень нежными, – она чуть приподнялась, когда Святой медленно потянул узкие трусики вниз.
– Я слишком долго учился этому, – признался Герасим.
– Где? В монастыре? – удивленно вспорхнули ее ресницы, но лишь для того, чтобы сомкнуться вновь. Ее губы невольно дрогнули в истоме, принимая очередную ласку.
– Ты напрасно удивляешься, монастырь – это лучшее место, где можно научиться любить по-настоящему.
Герасим был не прав, когда подумал о том, что Оксана не изменилась. Девочка, почти подросток, которую он знал восемь лет назад, превратилась в красивую женщину, способную по-настоящему дарить радость любимому мужчине. Откровенная, сильная, она совсем не боялась распахнутого окна, и Герасим не без страха думал о том, что каждый невольный вскрик женщины становится достоянием дворовой общественности…
А когда наконец они исчерпали себя до дна и, откинувшись, устало подмяли подушки, Герасим признался:
– Я оставил тебя другой… Мне кажется, ты здорово изменилась…
– Это как? – с интересом повернулась Оксана.
– Ну… выросла, что ли.
– Приятно слышать такой комплимент, тем более от монаха.
Оксана взяла покрывало и попыталась прикрыть обнаженное тело. Нежное прикосновение остановило ее на полпути.
– Не надо, я еще не наелся тобой.
– Сильно сказано, – одобрительно поджала губы Оксана, – ну тогда смотри.
С вызывающим бесстыдством она откинула покрывало. Посмотреть было на что. Ее кожа казалась сотканной из мельчайших зерен мрамора. Такую скульптуру безо всякой натяжки можно было бы назвать «Удовлетворенная Венера». Но если от камня всегда веет холодом, то тело Оксаны напоминало медленно остывающую жаровню, щедро источающую во все стороны нескончаемое тепло.
