Казя теперь труп - страница 16

Дойдя вместе со всеми до первого мостика, Лекс попрощался с остальными и отправился к себе, раздумывая о том, чем бы заняться. Кинкейдовски-пасторальная, приторная и душная, по мнению Лекса, часть их деревеньки вскоре окончилась (всего-то пятьдесят три дома, некоторые из которых уже превратились в руины). Начался небольшой парк – дело рук двух подруг, которые обитали тут еще до смерти Лекса, обустроили дороги, занялись облагораживанием территории, а затем стали ходильниками. Когда жили – не дружили, волею судеб погибли в один день в автомобильной катастрофе, а потом и ходильниками стали одновременно. Одна возвращалась из путешествий уже четыре раза, вторая – два. Дома их стояли чистые, ни парк, ни дорожки не портились, значит, дамы были в полном порядке и собирались еще вернуться, «рано или поздно, так или иначе». Фраза эта была из когда-то любимых Лексом книг Макса Фрая. Потом он их разлюбил, поскольку внезапно начал ассоциировать себя с сэром Максом, угодившим в Тихий город, обволакивающий тебя уютом и заботой, убаюкивающий и в итоге сводящий с ума. Нет, тут был отнюдь не Тихий город! Никакого уюта, блинский оладик! Хотя тоже свихнуться можно от скуки и безысходности.

Стать ходильником Лекс не мог: он, как никто другой, боялся сгинуть. Вон эта новенькая, Кассимира, как лихо послушалась бабу Стасю – хлоп! – и умотала по какой-то там едва видимой ниточке.

– Не вернется она… – пробормотал Лекс. – Не вернется. Сгинет.

При жизни Лекс был скорее бабником, нежели однолюбом. Ему больше нравились пышные, мягкие веселушки, в которых легко утонуть, как в перинках-подушках. Но при этом около двух лет он прожил именно с худышкой, такой как Казя. Потом они все-таки разбежались. А потом он умер.

Надо было выкинуть Казю из головы, но она не выкидывалась.

Передумав идти домой, Лекс решил покружить, дойти, например, до Алины-Малины.

– Как так вообще можно? – Лекс принялся рассуждать вслух, тут так все делали, кто реже, кто чаще. – Хлоп – и умотать? Легко! Запросто! Как в омут…

За парком почти сразу начиналось… Кладбище. Подземное кладбище под кладбищем реальным – это нечто! Они называли его по старинке: погост. Хотя… Какой же это погост? Оград, холмиков, крестов и памятников нет и в помине. Ни намека на церквушку или часовню. Неровными рядами стоят чистенькие новенькие гробы, по большей части закрытые. Не зная, что это, можно подумать, что они продаются. В гробах никаких тел нет, хотя скелеты встречаются. Иные завалены цветами и больше похожи на клумбы. Некоторые стоят на возвышении, а над некоторыми даже шатры, как альковы над кроватями. Все гробы принадлежали усопшим, попавшим хоть ненадолго в деревеньку. Почти все из них сгинули, попытавшись стать ходильниками, причем многие, как Казя, не пробыли тут и трех дней и домами обзавестись не успели. Гробы периодически становились зыбкими и рассыпались, оставляя вместо себя кучку пепла. Но бывало и так, что и человека уже нет, и трупа нет, а гроб целехонек. Лекс спрашивал у Фёдра, отчего это. Но Фёдр и сам не знал.

Алина нежила за кладбищем. С виду ее дом был – обычный современный одноэтажный дом: три пластиковых окна с одной стороны и дверь с другой. Невысокая крыша. Чистенько и бедненько. Всё в бело-кремовых тонах. Перед окнами растет куст малины, за это Алинка-Малинка и получила свое прозвище.

Алина ушла в возрасте двадцати пяти лет от передоза. Причем она вовсе не была наркоманкой. Отучилась в институте, удачно устроилась на работу «специалистом по проектам» (по каким – неведомо, да и неважно), сняла квартиру, получила права. Страсть у нее была одна, точнее, одна с половиной: Алина обожала компьютерные игры, больная была на всю катушку в этом смысле, и еще уважала хороший маникюр. Наркотиками она начала баловаться за несколько месяцев до смерти. Попробовала одно – не зашло. Второе – не зашло. С третьим, как выяснилось, можно гамать сутками и не уставать. Алина оканчивала работу, погружалась в любимую игрушку, а когда силы начинали ее покидать, ширялась. И доширялась. Дура. Дура!!! Не повторяйте эту глупость, не будьте идиотами! Если бы Алина могла вернуться в прошлое… Но она не могла. И никто не может.