Кёльнские каникулы. Увидеть Берн и не умереть - страница 6
По утверждению дочери, ничего ценного из квартиры не пропало. Опрос соседей также не дал результатов: в промежутке от 11 до 13 часов дня никто из них не видел входящих или выходящих из подъездов дома, имеющих общий чердак, незнакомых людей.
Несмотря на кажущуюся тщательность проведенного следствия, чтение протоколов привело меня к выводу, что расследование сознательно заводилось в тупик. Это настораживало, и я стал думать, кому была выгодна смерть Фарманова.
В самом начале знакомства с делом у меня возникло смутное ощущение, что я не просто когда-то слышал фамилию Фарманов, но и знакомился с материалами, в которых фигурировала эта фамилия. Как всегда, на помощь пришел мой, становящийся все более бесценным, архив. Фарманов был одним из тех, кто организовывал финансирование и питание людей, собиравшихся с конца 1988 года на митинги на площади Ленина, переименованной затем в площадь Азадлыг4. Лица, выполнявшие эту работу, занимали весьма значительные посты, если и не в партийной, так уж точно в хозяйственной элите страны. За неполный год эти люди стали обладателями фантастических по тем временам сумм денег, золотых и серебряных изделий, пользовались прямым доступом к складам с продовольствием, которое исчезло из магазинов, став настоящим дефицитом. Власть потихоньку перетекала сверху – вниз, казалось, что единственным человеком, плохо понимающим всю тяжесть сложившейся тогда ситуации, был первый секретарь компартии Азербайджана.
Мне было известно, что составлялись списки, в которых фиксировались имена не только жертвователей и их вклад, но и тех лиц, которые остались глухи к призывам внести свою лепту в «общенациональное дело». Со временем эти списки превратились в настоящую «бомбу», способную не только подорвать чью-либо удачную карьеру, но и нанести ущерб лидерам и функционерам политических партий, которых расплодилось вне всякой меры. Согласно информации моего архива, все экземпляры пресловутых списков были уничтожены или же пропали, однако верилось в это с трудом.
Я попросил у Фатимы встречи. В длительной беседе она подтвердила мою догадку: Фарманов был, едва ли ни единственным, владельцем многих документов последних годов советского правления. Однако какие конкретно документы и были ли среди них «списки», Фатима сказать не могла. Отец никогда не знакомил ее с содержанием цифрового сейфа, весьма хитроумно спрятанного в комнате-кабинете, содержащей, кроме всего прочего, огромную библиотеку. Правда, как-то, показав, где спрятан и как открывается сейф, Фарманов сказал дочери, что все, чем он владеет и собирается передать ей по наследству, находится в этом сейфе. После убийства отца Фатима вскрывала сейф, и полагает, что его не взламывали, поскольку, как ей представлялось, убийца даже не обнаружил тайник, в котором он располагался. Она не стала говорить, почему так уверена в своих словах, и я решил, что к такому выводу она пришла, найдя нетронутыми какие-то метки, оставленные отцом или ею самой. По ее словам получалось, что и следователю, который вел дело, она ничего о сейфе не сказала, первоначально думая проверить, легко ли бригада профессиональных сыщиков отыщет в квартире сейф. Когда же они так и не обнаружили тайник, Фатима решила умолчать о его существовании, тем более что к моменту обыска квартиры на предмет обнаружения возможных улик, она еще не знала, какие неожиданнее сюрпризы могут выплыть из тайника отца.