Все лошади были невысокими, с короткими мощными ногами, широкой шеей и волнистой гривой. «Обозники» - как часто презрительно называли их в моем мире. Тем не менее эти лошадки всегда отличались добрым нравом, выносливостью и высокой работоспособностью.
Я подошла, машинально проверила, сильно ли затянута подпруга, поправила стремена и села в седло. Сердце стучало, руки подрагивали, а на губах расплывалась блаженная улыбка.
Седло слегка отличалось от спортивных, к которым я привыкла, но общий смысл был все тот же. Алан подал знак, и лошади лениво зацокали копытами по брусчатке. За первой стеной к нам присоединились еще несколько человек, и мы выехали за ворота замка.
Вода будто мелко дрожала, покрытая рябью. Волны злобно шипели и плевались пенными брызгами, открывая дорогу к главному острову. Пенные ручейки воды все еще змеились вокруг камней, спеша обратно в море. Алан чуть придержал коня, чтобы поравняться со мной.
— Мы стараемся проехать, как только вода начинает отступать, это дает чуть больше времени, — пояснил он и вырвался вперед.
Я кивнула, внимательно следя, куда лошадь ставит ногу, не хватало еще свалиться вдвоем на мокрых камнях.
Но, судя по безразличному виду и равномерному ритму, моя лошадь, как и остальные, проделывала этот путь не один раз и прекрасно знала, куда идти. Удостоверившись в этом, я слегка расслабилась, позволяя лошади самой выбирать дорогу по морскому дну. Алан терпеливо ждал меня на берегу, конь под ним гарцевал, явно желая пуститься вскачь по холмам. Я подъехала к нему поближе.
— Вы замечательно сидите в седле, — Алану очень хотелось сделать мне комплимент.
— Спасибо.
Я чувствовала, что просто сияю от счастья.
— У вас все женщины так хорошо ездят верхом?
— Нет, — рассмеялась я, понимая, что наконец-то сказала правду.
Алан улыбнулся и направил коня вдоль берега.
Мне пришлось приложить немало сил, чтобы моя ленивая кобыла (подозреваю, мне дали самую спокойную и старую клячу) не отстала от остальных. Я с легкой завистью посматривала на коня Алана: широкий, крепкий, коротконогий, он, тем не менее, был очень резвым. Всадник управлял им с привычной сноровкой.
– Нам придется достаточно долго ехать рысью. — Алан придержал коня, выравниваясь со мной. – Выдержите?
– Попытаюсь. А куда мы вообще направляемся?
Нам приходилось кричать друг другу, чтобы расслышать слова за стуком копыт, плеском волн и шумом ветра.
– В деревню. — Алан поправил обруч на голове. — Там возник спор, который требует неотложного вмешательства правителя острова.
– А герцог в отъезде, – понимающе кивнула я.
– Именно! Поэтому приходится ехать мне.
– А почему они не могут прийти в замок?
– Потому что свинья вот-вот опоросится.
От удивления я даже выпустила повод. Поганка лошадь воспользовалась этим, чтобы вытянуть голову и перейти на шаг, пришлось хорошенько пришпорить ее, выравниваясь с конем Алана.
Перекрикивая волны и ветер, Алан поведал мне старую, как мир, историю. Один крестьянин потерял, второй нашел свинью и кормил ее, пока первый не заглянул во двор соседу. Тут-то пропажа и нашлась, а заодно возник и скандал: каждый теперь считал свинью своей, при этом дележ «перерубить пополам» был невозможен: свинья должна была опороситься.
– И теперь я должен ломать голову, решая, как поделить живую свинью!
Возмущению Алана не было предела.
– Так пусть подождут, пока опоросится, и поделят поросят, их же много, — предложила я.
