Кент ненаглядный - страница 29

. Команда, которой нравится их дело.

Нередко они встречаются со Старухой, слушают его рассказы о былом, внимают мудрым советам. Старуха называет такие встречи «работой с молодежью». Высказывая свое авторитетное мнение по поводу устраиваемых «чистильщиками» экзекуций, он говорит, что все это нужно, ибо без демонстрации мускулов нынче никуда, что слушают только сильных, и что эпоха акул кончилась, и наступило время пираний.

Крюк, Жираф, Гном и другие полсотни человек из шайки с серьезным видом кивают в знак согласия. Для Старухи же быть в центре внимания – значит, жить, и, усевшись на своего любимого конька, он без устали выступает перед сборищами туповато улыбающихся типов. В такие минуты он мнит себя Лениным, Троцким, а для него это важно.

Да, матерый, потрепанный жизнью волчара может научить молодых шакалов охоте на овец и правилам спасения ото львов.

Попрощавшись с наставником, «чистильщики» садятся в машины и катятся по притихшему под луной городу. Их руки сжимают пивные банки, глаза неустанно ищут добычу.

В двадцать первом веке вампиры не спят в гробах, не носят черные плащи и не шарахаются прочь, уловив запах чеснока. Нет, они, зевая, желают своим матерям спокойной ночи, обсуждают в баре боксерские матчи и откликаются на прозвища типа Жираф и Гном.

Жираф и Крюк завизжали, как свиньи, увидев приближающегося к ним Гнома. Предметом забавы стала розовая футболка приятеля.

– Ну, ты видал!? – веселился Крюк.

– Да! – гоготал Жираф.

Сохраняя внешнее спокойствие, но, внутри кипя точно чайник, Гном изобразил на лице недоумение.

– Ты че, не понимаешь сам-то, что выглядишь клоуном? – осведомился Крюк.

Но осмеянный им товарищ только выгнул рот полумесяцем.

Тогда за дело взялся Жираф:

– Сейчас я тебе объясню, почем халва на Колыме. Слушай. Розовые футболки носят телки, которые никому еще по-настоящему не дали. Въехал? Ты бы еще панаму с цветами напялил, ха-ха.

Гном вгрызся в него взглядом человека, натолкнувшегося на твердую стену человеческой глупости и готового во что бы то ни стало сокрушить это препятствие.

– Знаешь, Друган-Братан-Джекки-Чан, – насмешливо начал он, – ты туп, как колхозник, думающий, будто он обыграет лохотронщиков на автовокзале. Лови суть, мудила. Все знают: розовый – бабский цвет, и уважающему себя парню носить его – курам на смех. Табу. Но пойми, тот пацан, что надел розовое, и есть самый уважающий себя пацан. Он знает себе цену и плюет на гребаное устоявшееся мнение, ему начхать на смешки тех, кто вырядился как мафиози. Он сознательно нацепил розовое, потому что все его знают с хорошей стороны, и никто не заподозрит его в паскудном. Вкурил теперь?

Губы Крюка расстались с улыбочкой – уж больно здорово сказал Гном. Но Жираф по-прежнему ухмылялся, он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Подожди-ка, – его глаза сузились. – Эдак можно пойти и дальше: вставить серьгу в ухо, прийти на пляж в стрингах. Чего тут такого, все же тебя знают…

– Это двадцать два, – перебил Гном приятеля.

– Чего?

– Я говорю: это перебор. Нормальный пацан должен знать, когда надо остановиться.

– Ха, на прошлой пьянке ты утверждал, что тормоза придумали трусы. А теперь вон как вывернул.

– Слышь, – Гном уже брызгал слюной, – ты ведь меня понял, так зачем порожняки гонишь? «Базарги» хочешь? Вон с этим пообщайся.

И он указал на подъехавший к ним черный «мерседес», из которого, не сразу, а после паузы, как и подобает истинному боссу, вышел Старуха. В одной руке он держал мобильник, другую, сплошь исчерченную лагерными наколками, протянул по очереди каждому из «чистильщиков». Голову его покрывала бейсболка, смотревшаяся на нем совершенно нелепо, а из-под дорогого спортивного костюма торчала ни к селу ни к городу надетая рубаха. Одеваться он так и не научился, зато его умению ловко лепить предложения позавидовал бы и Авраам Линкольн. «Чистильщики» знали об этом таланте Старухи, и не упускали возможности перенять у него опыт.