– Согласен, – снова кивнул Керенский.
– Третье слово, в угоду нынешним тенденциям, предлагаю обозначить – Социалистическая! Четвёртым – Рабочая, и пятым словом – партия. То есть, Российская крестьянская социалистическая рабочая партия, сокращённо – РКСРП или проще РКСР. Как вам?
– Замечательно, вы гений, Михаил Осипович!
– Что же, я рад послужить общему делу и готов идти рядом с вами.
– Я ловлю вас на слове, – усмехнулся Керенский, – но как бы вам потом не пожалеть о своих словах? Я буду воевать, будет много крови, будет борьба и не все переживут это противостояние.
Меньшиков долго молчал, потом произнес.
– Я выбрал, только прошу вас руководствоваться своей совестью, раз другого выбора нет. Своей совестью. Пожалейте русский народ, пожалейте его кровь, её и так уже достаточно пролили. Прошу вас!
Керенский хмуро посмотрел на Меньшикова.
– Я понял вас, Михаил Осипович. Не буду ничего обещать, но ваши слова я буду помнить всегда. Спасибо за то, что пришли. И прошу вас, приступайте, как можно скорее, к делу. Времени мало!
– Хорошо! – и Меньшиков быстро ушёл.
«У нас в России, стоящие у власти люди больше всего боятся прослыть реакционерами, и ради того, чтобы избежать этой клички они жертвуют честью, славой, всею будущностью России. Так кто же хуже: те, кто кидают бомбы или те, кто платят неустойку в пятьсот рублей, лишь бы рядом с ними не было читальни Союза Русского Народа?» П. Булацель
На следующее утро к Керенскому явился Андрей Григорьевич Шкура (да-да, тот самый). Это был весьма колоритный казачина, и даже по внешнему виду выглядел абсолютно отмороженным. Судя по сложившемуся мнению, он и солдат в свой отряд подбирал соответствующих.
– Это вы есаул Шкура?
Мимолётная тень досады пробежала по челу бравого казака.
– Да, но я предпочитаю, чтобы меня называли Шкуро.
– Прекрасно, товарищ Шкуро! А я министр Временного правительства Керенский.
– Это тот, которого все сейчас ищут?
– Да, но меня уже нашли, к моему большому удовольствию. Вот немного помяли, но ничего, только злее буду.
Керенский прикоснулся к повязке на голове. Шкура усмехнулся.
– Бывает! Я тоже только злее от этого становлюсь.
– Вы догадываетесь, зачем я вас вызвал к себе?
Шкуро равнодушно пожал плечами, но его глаза блеснули живым дьявольским огнём. Ему действительно было это интересно.
– Сколько вы привели с собой бойцов?
– Две сотни «волков».
– Гм, звучит угрожающе, но в Петрограде на лошадях особо не поскачешь. Это город, а не степные просторы.
– Ничего, мои казаки обучены воевать и в горах, и в лесу, научатся и в городе. Они пластуны. Не раз ходили ночью в рейды и по тылам немцев. Да и турков мы изрядно пощипали. Не вояки они, эти турки. Саблей махать умеют, а вот в строю наступать кишка у них тонка. Да и союзники наши, армяне, только орать, да торговать умеют, а не воевать. Поэтому на нас всё и ложится.
– Интересно. Но вам придётся здесь воевать не с турками, и не с немцами, а с самыми обычными контрреволюционерами. С теми, в чьих жилах течет русская, еврейская, польская, грузинская и армянская кровь. Вы готовы идти на это? Я вам сразу объясню. На меня произошло покушение, а сделали это эсеры, они в своих разборках с большевиками решили использовать меня, как козырь.
Но не всё так просто. У большевиков тоже есть огромное желание власти, но, несмотря на притязания обеих партий, их планы вполне могут нарушить анархисты-синдикалисты. А все вместе они мечтают скинуть правление кадетов и октябристов, как уже скинули правление царя-самодержца. Вы понимаете?
