Мирон потянулся и потёр ладонями лицо.
– Где мы? – спросил он. В прошлый раз он ответа не получил…
– В Минске, разумеется. Точнее, рядом, в пригороде. Здесь располагается наш филиал.
Айзек нажал на боковину стола, и тут же вся поверхность превратилась в экран. На экране возник пейзаж: пронзительно-голубое небо, ярко-зелёные холмы и белая вилла, похожая на ступенчатое пирожное безэ.
– Мы вот здесь, – указал он на один из выступов пирожного. – Чтобы войти внутрь, нужно преодолеть двадцать два метра открытого пространства, и я не могу гарантировать полную конфиденциальность. Вы сейчас – загадка номер один, Мирон. Некоторые готовы почти на всё, лишь бы узнать, кто такой Чёрный Ферзь.
– Почему я должен верить вам? – спросил Мирон, беря в руки шлем.
Гладкая поверхность приятно холодила ладони, в глянцевой тьме проступило отражение его лица. Чёлка сгорела, кожа на щеках, лбу и подбородке отваливалась тонкими чешуйками – пузыри ожогов давно полопались, под ними проступала новая, ярко-розовая кожа. Но в целом, в целом – это был он, Мирон. Никаких сомнений.
– Хотя бы потому, что мы вытащили вас из плена и до сих пор об этом никому не сообщили.
Рыжий Айзек улыбнулся бесконечно терпеливой улыбкой.
– Вы думаете, у меня нет выбора, – сказал Мирон. – Думаете, мне всё равно больше некуда идти.
– Мы всего лишь хотим, чтобы вы нас выслушали, – в глазах рыжего не появилось ни малейшего намёка на напряжение.
Или он говорит правду, или чертовски хорошо подготовлен, – подумал Мирон. – Об этом забывать нельзя. Я и сам – профессиональный врун.
Надев шлем, он шагнул из конвертоплана на пружинящее покрытие взлётной площадки.
– Где Виталик? – спросил он, пока рыжий вёл его к прозрачной стене здания.
– В данный момент – на операции. Ему меняют костный мозг. Рекластеризация ламинов – тоже наше изобретение…
– Так он перестанет расти?
– По большому счёту, он обретет новое тело. Более крепкое, более выносливое. И совершенно здоровое.
– Технология будущего?
– Уже настоящего, Мирон, – Айзек махнул рукой и стена перед ними разошлась, как протаявшая вакуоль. – Пока это безумно дорого, но через несколько лет мы оптимизируем процесс, и поставим операцию на поток.
– Для всех желающих?
– Разумеется. Технология перестройки ламинов даёт безграничные возможности. СПИД, рак, генетические заболевания…
– Вы можете баснословно разбогатеть, если придержите эти вещи лишь для избранных.
– Мы уже говорили: деньги – не проблема.
Они шли по прохладному коридору, полностью пустому. Мягкий, словно живой ворс на полу абсолютно глушил шум шагов.
– Тогда власть, – заметил Мирон. – Корпорации играют на рынке тоже не ради денег. Власть – самый крепкий наркотик.
– Не в том значении, которое придаёте этому слову вы, – этот голос был женским. Он звучал откуда-то сбоку, и Мирон подумал, что на стене находится динамик.
Но в следующий миг стена протаяла, обнаружив кабину лифта, а в ней – стройную белокурую девушку.
– Это Оссеан, – представил Айзек. – Глава отдела исследований иррационального интеллекта.
– Попросту говоря, поведенческих стереотипов толпы, – улыбнулась девушка. Кожа её, в отличие от волос, был очень смуглой, тёмно-кофейной. А зубы на её фоне такими же белыми, как и волосы. – Ахроматия, – добавила она. – Так называется моё заболевание. Это чтобы ты не гадал, почему я так странно выгляжу…
Мирон поймал себя на мысли, что действительно не может отвести глаз от её лица. Радужки глаз Оссеан были бледно-серебристыми, в них тёмными змейками ветвились кровеносные сосуды. Моргнув, он переключил внимание на свои ботинки – точнее то, что от них осталось после путешествия по степи, плена и пребывания в воде.
