Тем не менее, и он на что-то сгодится.
Достав бинокль, Мирон настроил видоискатель на поиск теплокровных объектов, и вскоре засёк то, на что надеялся: жирного, отъевшегося на весенней траве, сурка. Зверёк сидел у норы, сложив лапки на пузике, покрытом светлым пушком, и негромко посвистывал.
Бесшумно подкравшись сзади – господь знает, сколько изнурительных, голодных часов потребовалось Мирону, чтобы овладеть этим искусством – он выпустил последний лазерный заряд в голову сурка.
Животное юркнуло в нору. Мирон выругался.
Отбросил бесполезный пистолет, и достал из кармана самодельное боло – полиуретановый шнурок, утяжеленный с двух сторон катушками высокого напряжения.
Устроившись как можно удобнее с наветренной стороны, за кустом цветущего саксаула, он приготовился к долгому ожиданию.
Посвистывал негромко ветер. Солнце медленно клонилось к горизонту. В горле образовался жаркий комок, утыканный, казалось, сухими колючками. Но кашлянуть, или просто перевести дыхание, было нельзя.
Наконец сурок, бдительность которого была успокоена тишиной и безмолвием, вновь показался. Понюхал ветер, подслеповато огляделся, и усевшись на толстые задние лапы, принялся высвистывать вечернюю песню.
Мирон молниеносно метнул боло. Полиуретановая нить захлестнула шею и сурок, дёрнув лапами, рухнул у входа в нору.
Когда Мирон, натащив сухого саксаула, запалил наконец костёр, уже стемнело. Разделывая упитанную тушку, он криво улыбался: видел бы его сейчас профессор Китано!
Еще полгода назад он с восхищением следил, как из разрозненных продуктов – хлеба, ветчины, острого соуса – получается произведение кулинарного искусства: свежий сэндвич.
Теперь же Мирон собирался отведать жаркое на вертеле из добычи, которую выследил и убил совершенно самостоятельно.
Времена меняются. И мы меняемся вместе с ними… – непременно сказал бы Платон, узнай он, чем занимается на досуге младший брат.
Мясо был жестким, чересчур жирным и сильно воняло мускусом. Но ничего вкуснее Мирон в жизни не ел. Потому что в этот миг, под высокими белыми звёздами, он был Охотником, а старый толстый сурок – Добычей. Его добычей…
На этот раз не было ни Призрака, ни Сонгоку. Никто не пытался его предупредить или помешать содеянному.
Просто вдруг, совершенно неожиданно, в затылке взорвалась бомба, и Мирон, подавившись костью, повалился лицом в костёр.
Когда он попытался открыть глаза, веки, да и всё лицо, охватила жуткая боль. Кожа превратилась в обгорелую отбивную. Мирон чувствовал, как при малейшем движении кожа на щеках, на лбу лопается, и в трещинках появляются капли сукровицы.
Значит то, что он рухнул лицом в костёр, не приснилось. А вот… что было до этого?
Он выслеживал суслика. Затем пёк его на костре, затем ел.
В затылке взорвалась боль.
Мирон еле сдержался, чтобы не потрясти головой – уверенность, что от этого станет еще хуже, послужила отрезвляющим фактором.
Итак, можно попытаться проанализировать: он жив, но чувствует зверскую тошноту. Лицо горит. Башка раскалывается. Он находится в каком-то тёмном, и судя по запахам, замкнутом помещении.
Вывод – его выследили. Совсем, как он давешнего суслика… Затем оглушили, связали и взяли в плен. Кто?
На вскидку, два варианта: или владельцы дронов, или кочевники. Например, Торгутай Кирилтуху могло показаться, что одной винтовки в качестве мзды за свободный проезд по степи слишком мало…
