От одной мысли, что нужно будет толкаться в пьяной, потной, наглотавшейся наркотиков толпе, Мирону сделалось плохо.
Жар возник между лопаток, быстро разбежался по всему телу – затылок взмок, ладони сделались влажными, дыхание участилось и вырывалось из горла короткими горячими толчками…
Скинув куртку, он рванул магнитную застёжку рубашки и оперся одной рукой на стену возле постера.
Идору, между тем, приняла его раздевание за приглашение поиграть. Игриво подмигнув, она распахнула блузку и притронулась кончиками пальцев к совершенным полушариям грудей.
Ух ты! Значит, это не просто постер. Программа интерактивна, то есть, обладает зачатками интеллекта… По верхнему срезу постера побежал текст. Японские иероглифы, продублированные кириллицей.
Мирон ухватил хвостик сообщения. В нём говорилось, когда и где состоится очередной концерт.
Послав идору воздушный поцелуй, он покинул спальню. Подошел к окну гостиной и всмотрелся в город, раскинувшийся далеко-далеко внизу. Светало. Фонари за окном потускнели, сделались почти невидимы.
Серебряное небо струило безрадостный свет, который сулил трудный, полный хлопот и компромиссов с самим собой день.
Если ему, Мирону, стало плохо от одной мысли, чтобы пойти на концерт идору, то его брат должен был впасть в кататонию. Значит, Платон вовсе не собирался туда идти. Билет-браслет предназначался ему.
– Ну спасибо, братец, – сказал Мирон, обращаясь к оконному стеклу. – Век не забуду…
Опустив руку в карман он нащупал восьмиугольное колечко дексамина, отметив, что осталось еще три. В обычных условиях их хватило бы на неделю.
Он ведь не злоупотреблял, вовсе нет. Дексамин нужен, только когда проторчишь в Плюсе часов двадцать, после чего Минус кажется засохшей какашкой, прилипшей к куску дырявого мокрого картона. Тогда-то и нужен этот розовый восьмиугольник. Чтобы не перерезать себе вены от тоски…
Теперь, скорее всего, трёх таблеток не хватит и до конца дня.
Но ничего. Главное, продержаться до концерта, а там наверняка будет полно толкачей.
Закинув в рот плоский восьмиугольник, Мирон подождал, пока дексаминовая волна не захлестнет позвоночник и направился к двери.
Концерт состоится вечером. Главное, продержаться.
Мне пора, мама. Дела, знаешь ли.
Мобиль появился, как только Мирон вышел на улицу. В Башнях были собственные стоянки – чтобы никому из жильцов, не дай Бог, не пришлось провести на улице больше пары минут. Да и машины были классом повыше, не те убогие пластиковые мыльницы, что обслуживали районы Ульев.
Откинувшись на мягком сиденье, Мирон расслабился, прикрыл глаза.
– Назовите место прибытия, – раздался механический голос. – Назовите…
– Да заткнись ты, – рассердился Мирон. – Не видишь, думаю.
Мобиль перебрался в безопасную зону парковки, а на его место встал другой. Из ярко-вишневой, как леденец, машинки выгрузились, цепляясь друг за дружку, две девчонки. Судя по всему, обе в дымину. Громко хохоча и вешаясь на консьержа, они повлеклись по кирпичной дорожке ко входу в Башню.
Никакие это не девчонки, – сообразил Мирон. – Нарощенные волосы, подтянутые зады и шарообразные груди, выпадающие из слишком глубоких вырезов… Купчихи. Новые жены старых олигархов. Бухали где-то всю ночь, теперь отсыпаться приехали.
– А-хм… – деликатно покашлял мобиль. Напоминал, что время – всё-таки деньги.
– Едем в Мандарин Ориентал, что в Коломне. Забронируй номер-люкс, одиночный. С Ванной.
