Общественные туалеты были во дворе, мужской и дамский, на десять дырок каждый, без перегородок между посетителями, двери в эти, с позволения сказать, туалеты, были всегда оборваны, воду носили из колонки, тоже рядом с домом. А бетонированные мусорные ящики имели внизу отверстия для вытекания жидкости, выливаемой из помойных ведер жильцами. Эти жидкие отходы свободно растекались по рельефу, текли вдоль дороги, и за два километра можно было найти жилище привилегированной части офицерского состава дивизии. По запаху и навстречу потоку этой речки говнотечки.
На кухнях с утра до вечера шла непрекращающаяся конференция жен. Обсуждалось все, от меню дорогому мужу и его половой потенции до состояния гардероба каждой, и цен на рынке. Жены вынуждены были находиться весь день вместе, на кухне, где и готовилась еда, и производилась стирка белья, и было удобно выглянуть в коридор трехметровой ширины, где носились десятки шумных детей. Временами раздавался отчаянный плач одного из них. На этаже стоял постоянный и невообразимый шум, хлопали двери.
Эти квартиры получали только счастливчики или приближенные к командованию.
В каждой семье считалось вполне нормальным держать у входа внутри комнаты ведро с крышкой для ночных испражнений. Наиболее изобретательные и продвинутые хозяйки прикрывали эти ведра ширмами, делали закуток, при помощи стены и платяного шкафа. И незабываемая картина, когда утром, майоры и подполковники бежали во дворовые уборные с ведром, полным испражнений семьи. Отцы семейств. Таковы были условия жизни элиты танковых частей – победителей.
Симонович со своей красавицей женой имел комнату на втором этаже Рейхстага. Детей у них не было. Забот у Любки было, только накормить своего «тюфяка», как она его называла, да часами сидеть перед зеркалом и заниматься прическами и гримировкой своего лица. Как женщины говорили: «У Любки морда гладкая, ну что твоя жопа у ребенка».
Симонович приходил домой всегда в восьмом часу вечера, ужинал, и с женой шел на прогулку по центру Бердичева, заходили к его родственникам, шли домой уставшие, и надо сказать, что эта прогулка была основной супружеской обязанностью Симоновича. На остальное его уже не хватало, хотя, семейное счастье этим не омрачалось. Любка с ним отдыхала от былой бурной жизни и тех времен, когда ее прелести в действующей армии были востребованы нарасхват. Служа в армии медицинской сестрой, она добровольно взяла на себя обязанность проводить «реабилитацию» выздоравливающим.
Офицеры тех времен не отличались высоким интеллектом, многие выросли по службе благодаря своей личной храбрости в боях второй Мировой войны, да за счет того, что командиров тоже убивали, и на их место надо было назначать опытных и знающих людей данного подразделения поименно и психологические качества каждого. Здесь не до Гегеля, тем более, что солдатам тоже трудно было привыкнуть к людям со стороны. Это учитывалось в кадровой политике. Многие лейтенанты и капитаны в 1950—1956 годах были в званиях, полученных еще во время войны, и они молили бога, чтобы дослужить хоть до двадцатилетнего стажа с учетом льготных военных лет и получить 30% пенсию.
В армии еще служили солдаты, которые захватили в своей службе боевые действия, и это были самые лучшие солдаты. Они не нуждались в так называемой боевой подготовке, и любую проверку готовы были сдать на отлично, или как прикажет командир… А почти все сверхсрочнослужащие прошли путь поражений Красной армии в войне и путь победы вплоть до Германии. В то время каждый, кто выслужил свой установленный законами срок и не был уволен по условиям продления службы за счет международной обстановки, мог перейти на сверхсрочную службу. Многие, которые решили жениться на Бердичевских красавицах и околобердичевских невестах, остались в армии до конца своих дней. Остальных, тысячи, безропотно ждали демобилизации. Жить в мирные времена было хорошо, безопасно, не стреляли, не бомбили, не убивали. Была надежда на счастливую гражданскую жизнь.
