Дурманов не уговаривал. Они просто оказались в его новой теплой квартире возле стадиона «Металлист». Двадцать восемь градусов, как в Раю, можно забыть об одежде.
Дурманов вытирается полотенцем. Я оставляю его в зеркале и иду на кухню.
– Вчера ты поздно вернулся.
– Работа…
– Работаешь на износ, Валера.
Полина Леонтьевна подозревает, что на самом деле я не риелтор. Что агентство недвижимости «Алтарь» – это ширма. Я плачу за аренду помещения и за лицензию эксперта, и плачу немало. А рынок благополучно стоит, как всегда, ничего не покупается и не продается. В мой офис на окраине города, между Лесопарком и Пятихатками, никто не заходит. Я позаботился, чтобы рядом не было транспортных остановок.
– Гусейнов заходил.
– Кто?
– Участковый.
– И что ему надо?
Конечно, я знаю, что нужно Гусейнову. Мне тоже нужно задать ему кое-какие вопросы.
Я прокалываю вилкой глазунью и макаю хлеб, а Полина Леонтьевна нежно смотрит на меня. Её халатик распахнут.
Я протягиваю руку и мажу желтком её большую белую грудь.
– Сначала доешь!
Полина Леонтьевна смеется. Люблю, когда она так смеется. Интересно, будет ли она смеяться, когда услышит о Мажаре.
5. И примкнувший к ним Шепилов
В опорном пункте «Ла-Рошель» капитана Гусейнова не оказалось.
– Выехал на место, – сказал из-за монитора участковый Какулин.
Какулин изучал страницы потенциальных преступников в соцсетях. Он ещё не заслужил автомобиль, поэтому обходил свой участок виртуально.
– Когда выехал?
– Ну и вопросы у тебя, Валера.
Пришлось ехать к Гусейнову домой. У Гусейнова было много квартир, жен и детей, но я знал, что он живет один, далеко за городом, в доме, напичканном самой крутой техникой.
Уже через час я был в деревне. Прыгал по кочкам под музыку «Рэд Снэпэ», нюхал коровье дерьмо и давил тупых кур, которые сами бросались под колеса. Куры – не гуси, за них не наказывают.
У подножия особняка стоял джип-«туарег»… Гости. На всякий случай я дал задний ход. Свернул на какой-то въезд «Щорса». В конце тупика сидела бабулька. Она поднялась и замахала костылями.
Я вылез из машины, чтобы успокоить её. И тут раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом – шустрая, горячая – застряла где-то в заборе. Вторая пробила стекло открытой двери. Следующая все-таки попала в цель – оглушила, обожгла ухо.
В ответ одноухий Ван Гог уложил Гогена выстрелом в грудь.
У этого Гогена был отличный костюм. Я не сомневался, что в его кармане удостоверение сотрудника спецслужбы.
Зажимая рану рукой, я поднялся с земли и посмотрел на бабульку. Ей повезло меньше, чем мне. Она разбросала костыли и руки у своей калитки, никому не нужная, кроме квочки с цыплятами.
Я перелез через забор – в заброшенный двор. Вскарабкался на сухую навозную кучу, чтобы видеть дорогу. Напарник показался через секунду. Лицо кавказской национальности. В таком же черном костюме. Крался, выставив пистолет СПС. Я специально выстрелил в ухо. Месть Ван Гога.
Кровь не останавливалась. Я вернулся к машине за аптечкой, перебинтовался и выпил пару таблеток солпадеина. Как только немного полегчало, я занялся агентами. Оттащил в сторону, вывернул карманы.
Тархан Таримов и примкнувший к ним Шепилов. Федеральная служба безопасности.
И что они делают на Украине?
Ещё один вопрос к Гусейнову.
Я проник в его дом со двора, через окно на втором этаже. Внутри все было перевернуто вверх дном. Я бесшумно прошелся по комнатам и спустился вниз. Под ногами коварно чавкнул тюбик геля-лубриканта.
