– А что, звучит логично, – поддержала его Зиночка. – Умница Троепольский.
Димушка снова испустил приглушенный стон.
– Вы что, еще ничего не поняли? – Он обвел нас взглядом, полным отчаяния и боли. – Ничего-ничегошеньки? Мы все пропали. Все четверо. Меня уволят с гарантией – после владимирской истории, протоколов, санкций и судов это совершенно неизбежно. А поскольку нас поймали сразу после суда, то припишут еще и особый цинизм. А особый цинизм – это уже пахнет антисоветчиной. Да-да, Троепольский, антисоветчиной! И вас притянут ко мне как к рецидивисту. Без меня вас бы еще могли пожалеть, со мной – никогда. Со мной – это уже групповуха, организованная преступность. Они там любят раскрывать организации. Вот мы вчетвером и организация. Банда «Черная кошка»…
– Ну, ты напридумывал, – неуверенно проговорил Троепольский и смолк.
Молчала и Зиночка.
– Теперь дошло? – Димушка крутанул головой. – Вижу, дошло. Вот к этому и готовьтесь. К увольнению, к волчьей записи в трудовой книжке. Зиночка, сколько вам осталось до пенсии?
– Два года.
– Не страшно. А вот тебе… – Он перевел взгляд на Троепольского. – Прости, чувак. Подвел я тебя с этой командировкой…
– Так что с куревом, интеллигенты? – крикнул сзади мужичок в ботах. – Давайте лучше сейчас скурим. В камере один хрен отнимут. Жалко, пропадет.
– Ну что вы мелете, в какой камере? – упрекнула его Зиночка. – Нас скоро выпустят.
– Хе-хе… выпустят… – захихикал мужичок. – На кирпичный заводик тебя выпустят, барыня, территорию убирать. Пятнадцать суточек, как одна копеечка. Я уж таких знаешь сколько навидался?
К решетке подошел мент с блокнотом и авторучкой.
– Кто тут новенькие тунеядцы? Вы, что ли? Давайте оформляться… – Он ткнул концом авторучки в сторону Троепольского. – Ты, с портфелем, выходи. Посмотрим, что там у тебя звякает.
Троепольский вернулся спустя четверть часа. Глаза его блуждали, лицо пошло красными пятнами.
– Что такое?
– Обыскали… – тихо выдавил он. – Как зека какого-нибудь. Все из карманов забрали. И портфель… портфель тоже… Сказали – на пятнадцать суток оформлять будут. Новый порядок.
– Я ж говорил! – торжествующе заметил мужичок в ботах. – Хоть курево-то оставили? Курево тебе по закону положено. Надо скурить, слышь, интеллигент. Отнимут ведь в камере, жалко.
Меня повели третьей, после Зиночки. В маленькой комнате сидел за столом усталый молодой лейтенант.
– Фиу, фиу… – присвистнул он, не поднимая головы.
Я оторопела: они что тут, по-птичьи объясняются?
– Как вы сказали?
– Фио, – повторил он, занеся ручку над разграфленным листом протокола. – Фамилия, имя, отчество.
– Ах, это…
Я послушно ответила на вопросы. Затем лейтенант отложил ручку и посмотрел на меня.
– Совсем молоденькая, а туда же.
– Куда же? – жалобно спросила я. – У меня сегодня первый рабочий день. Я торт в «Метрополе» купила.
– Торт с собой? – оживился мент.
– Нет, в лаборатории, в холодильнике.
– Жаль, – сказал он. – Съели бы здесь. А теперь пропадет. Зачерствеет за полмесяца.
– Какие полмесяца?
Лейтенант сочувственно вздохнул:
– Новый порядок, подруга. Тунеядцев оформляем на пятнашку. Извини. Приказ начальства… – Он ткнул ручкой в потолок и неодобрительно покрутил головой. – Ладно, давай, выкладывай. Что там у тебя в карманах.
Я стала выворачивать карманы. Происходящее было настолько нелепо и неправдоподобно, что мне даже показалось, будто перед столом лейтенанта стоит какая-то другая Саша Романова. Она стоит и выворачивает карманы, а я смотрю со стороны и недоверчиво цокаю языком: быть, мол, такого не может. Вот она достает кошелек, перчатки, платочек, несколько медных монет, записную книжку… Записную книжку!
