– Ты деда Сирка не видел? – Спрашивает Максим.
– Где-то спит, наверное, – пожимает плечами Скорик.
Максим направляется в хлев, а Скорик идет на сеновал за сеном для скотины.
15
Скорик входит на сеновал и видит Игонькина, который лежит посередине магического круга, раскинув руки. Скорик бежит во двор.
16
Скорик выбегает на постоялый двор и громко орет.
– О, Господи! Убили! Как есть убили! Господи! Убили!
17
Максим, умывшись из ведра, надевает рубашку и слышит крик Скорика. На ходу надевая сюртук, выбегает из хлева.
18
На крик Скорика на сеновал прибегают постояльцы и гости постоялого двора. Крутиус и Чуприна, Дарина и Милка, дьяк Омелько и Исаак, кузнец Иван и Максим, одноглазая старуха. Все видят Игонькина и обступают вокруг. Дьяк Омелько показывает на магический круг.
– Это точно нечистая сила! Видите, знаки магические? Это сам сатана проводил свои дьявольские ритуалы перед тем, как забрать душу русича в преисподнюю.
– Ой, лишенько! – Пугается Дарина.
Максим приседает перед ним и щупает пульс за ухом.
– Да он живой!
Максим толкает Игонькина. Тот открывает глаза и смотрит на всех мутным пьяным взглядом. Видит одноглазую старуху, отмахивается рукой.
– Сгинь, нечистая!
Постепенно приходит в себя. Осматривает всех, находящихся на сеновале.
– А вы чего здесь?
– Так сказали, что вас убили, господин офицер, – сообщает Исаак.
– Кто сказал? – Интересуется офицер.
Все поворачиваются к Скорику. Скорик крестится.
– Он же лежал, как покойник. Ей Богу!
– Со мной все в порядке, – успокаивает всех Игонькин, – Я, наверное, во сне сверху свалился.
Он загадочно подмигивает Дарине. Та, смущенно, опускает глаза в пол.
– Ничего не побил, Серафим? – Спрашивает Максим, – Кости целы?
Игонькин ощупывает себя и обнаруживает, что под рубахой нет секретного письма. Он лихорадочно проверяет свои вещи.
– Письмо пропало!
Все останавливаются. Игонькин поднимается наверх и переворачивает там сено. Все следят за его действиями. Игонькин обводит всех пристальным взглядом.
Максим незаметно поглядывает на всех, Исаак разводит руки в стороны, Милка качает головой, Дарина сочувственно вздыхает, дьяк Омелько крестится, Скорик плюется, кузнец Иван делает вид, что ему это неинтересно, хорунжий Чуприна задумчиво чешет бритый затылок, сотник Крутиус крутит длинные усы, а одноглазая старуха часто моргает своим единственным глазом.
Игонькин поднимается на ноги и растерянно ходит по сеновалу.
– Это ж трибунал! Да что трибунал! Это позор на весь наш род Игонькиных.
– Подожди причитать, офицер! – Останавливает его сотник, – Письма точно нет?
– Как в воду кануло, – разводит руки в стороны Игонькин.
– Давай я ещё раз проверю, – предлагает хорунжий.
Крутиус кивает. Чуприна проверяет сначала верхнюю одежду Игонькина, а потом его самого. Крутиус вопросительно смотрит в глаза Чуприне. Тот отрицательно вертит головой. Сотник вздыхает:
– Да! История!
– Это всё черный человек сделал! – Крестится дьяк Омелько.
Чуприна задумчиво крутит на голове хохол:
– Я одного понять не могу. Ну, и забирал бы этот чертов черный человек душу русича – это ладно. А зачем ему письмо генерал-аншефа Суворова понадобилось?
– Вопрос? – Кивает сотник.
– Всё! – Выкрикивает Игонькин, – Конец!
Все смотрят на него. Тот выравнивается и гордо выходит из сеновала.
– Чего он? – Спрашивает Дарина.
– Пошёл смывать позор собственной кровью, – объясняет Крутиус.
– Это как?
– Кончать жизнь самоубивством.
