– Я турист. Попал в неприятности и остановился здесь.
Старуха задрожала ещё сильнее, её голова затряслась как у пружинящей игрушки в машине.
– Я тебе не верю!
Йован развёл руками. «Похоже, у неё не все дома».
– Ну окей, тогда я пойду.
Он было развернулся, но вдова окликнула его:
– Постой!
Она осторожно, боком, спустилась по низкой лестнице, ведущей с веранды в сад, нащупывая каждую из трёх ступенек нетвердыми ногами и цепляясь за свою палку так, будто та могла удержать её в случае падения.
К калитке, до которой было метров двадцать, она плелась так долго, что Йован успел сосчитать кур, бегающих в глубине сада – семь белых, четыре рыжих и один пёстрый петух.
Мелкими шагами старушка приблизилась к нему, выставив палку немного вперёд – похоже, готовилась ею защищаться.
– Протяни мне руку. Но не подходи ближе, я сама.
«Сейчас откусит, как Пеннивайз», – подумал Йован, но вытянул перед собой руку.
Вдова с опаской дотронулась до его ладони, пощупала, царапая жёлтыми, почти окаменевшими ногтями, затем взяла за запястье, будто считая пульс.
– Хорошо, – прошептала она, видимо, убедившись, что рука не представляет угрозы, – хорошо, проходи. Как, говоришь, тебя зовут?
Несмотря на все свои странности, вдова оказалась довольно милой. Усадив гостя на веранде, она зашла в дом и пропадала внутри так долго, что Йован уже хотел было идти за ней, опасаясь, не случилось ли чего-то плохого, но едва он встал, как старушка вернулась с подносом в дрожащих руках.
Половина чая из старинных фарфоровых чашек расплескалась на булочки, обсыпанные сахарной пудрой, весь поднос стал липким и к нему вскоре начали подтягиваться мелкие муравьи. Йован поспешил опередить конкурентов и принялся за угощение.
– Так давно здесь гостей не бывало, – пожаловалась окончательно успокоившаяся вдова, – уже почти век живу, а заходило к нам за всю мою жизнь человека три.
– Не уверен, но мне кажется, что вашей деревни нет на большинстве карт. Как она, кстати, называется?
– Мы люди замкнутые. Мало кто о нас знает, да и сами не высовываемся без необходимости.
Она то ли не расслышала, то ли не захотела ответить на вопрос, и принялась рассказывать о всяких незначительных мелочах: о корове, которая застряла ногой в норе, детях, разрисовавших простыни, нашествии необычно крупных комаров и подобной ерунде.
Когда Йован пробовал расспросить её о деревне, она отвечала уклончиво и тут же переводила разговор на другую тему.
В саду после недавней бури навалило веток, которые Йовану пришлось убирать почти до самого вечера. Вдова то и дело спрашивала, не проголодался ли он и не хочет ли чая или свежего сока, приносила булочки и напитки, которые чуть ли не силком впихивала в него.
Через два часа такой работы Йован подумал, что набрал килограммов пять и завтра не влезет в брюки, а через четыре уже был уверен, что заработал сахарный диабет.
– Спасибо, мне не хочется, – он попытался отказаться от очередной партии выпечки, но старушка так умоляюще смотрела на него, что он всё же взял одну булку.
Когда ветки наконец были убраны и Йован с трудом уговорил отпустить его обратно без задержки на ужин, вдова вручила ему огромный пакет со сладостями и на прощание поцеловала в лоб.
Темнело, и лес становился всё более мрачным. Тьма как будто ползла из него, окружая деревню, постепенно пряча в себе дороги и заброшенные дома.
Жители зажигали фонари у своих дверей, запирали ворота, плотно закрывали окна. В большинстве дворов позвякивали цепями сторожевые собаки, худые и злобные. Они рычали вслед Йовану и смотрели на него скорее волчьим, чем собачьим взглядом.
