– Да не отлучайся! Никто тебя об этом не просит! Объясни только – а там я сама вдоль реки дойду!
– Вдоль реки не получится – не пройдёшь там: дорога через лес, очень путаная. Ежели сама пойдёшь – заблудишься и пропадёшь!
– Вот блин! Всё не слава богу у тебя! Что ж делать прикажешь?
По взгляду парнишки было понятно, что самым разумным и правильным он считает не делать ничего. Куда девке рыпаться? Да и зачем, когда ей тут и прибежище, и уже почти замужество готово? Радовалась бы…
– Ну чего молчишь? – Кира рассердилась. – Чего гляделками блымкаешь? Всё равно я тут не останусь! Убегу одна, без твоей помощи, а если из-за этого погибну – на твоей совести будет!
Паренёк растерянно шмыгнул носом.
– Буду по ночам тебе являться, – коварно добавила злая девка, – костями греметь и своими некрасивыми, «линялыми» волосами потряхивать…
– За что? – расстроился младший Лю. – Я ж ничего тебе не сделал!
– Вот именно! – фыркнула Кира и сердито зашагала к своей мотыге.
От злости и негодования у неё даже голова прошла. Тем лучше. Надо подумать – и подумать хорошенько! – как из этого спасительного болота ей теперь выбираться.
* * *
Первым порывом было всё рассказать Мейли, посоветоваться, попросить помощи в деле уламывания несгибаемого братца, но… Здесь она вовремя опомнилась. Помощи? Вот уж вряд ли девчонка ринется помогать ей с побегом. Она так довольна тем, что наконец-то заимела себе подружку, что, скорее, наоборот, приложит все старания, чтобы теперь её удержать. Несмотря на всё своё прекраснодушие.
Тогда что? Тогда как? Старших Лю в качестве помощников она даже не рассматривала: их каменные, хмурые лица совсем не ассоциировались с её представлениями о сострадательном порыве. Выход был один – дожимать младшего.
Поэтому на следующий день, вновь откомандированная на тыквенное поле, Кира приступила к дожиманию, а именно: села в борозду и зарыдала, поглядывая сквозь пальцы на копошащегося неподалёку мальчишку.
Тот растерялся. Потом нахмурился. Утёр рукавом нос. Потоптался на месте и нехотя двинулся в её сторону.
– Ну чего ты..? – вопросил он с отчаянием. – Было бы о чём…
– Ты не понимаешь! – вдохновенно рыдала Кира. – Там, на корабле, мой бедный младший братишка Му-сяо – он болен и слаб! Он бредит ночи напролёт, зовёт меня, корчится в страшных припадках! Никто-никто в целом свете, кроме меня, не позаботится о нём – кому он нужен? Бедняжка Му погибнет без ухода… И что тогда останется мне, кроме тоски, горя и угрызений совести?
Лю вздохнул и присел подле. Он молчал. Кира отняла руки от лица и покосилась на него осторожно, не забывая достоверно хлюпать носом.
– Врёшь ты всё, – сказал он спокойно.
Убитая горем «сестрица» хлюпать перестала:
– Вру, – призналась она.
– Почему на самом деле хочешь уйти?
– Интересный вопрос, – Кира хмыкнула, достала припасённую ветошь и принялась заматывать ладони. – Уместнее спросить, есть ли у меня хоть одна причина остаться…
Братец Лю покосился на неё с опаской, словно на умалишённую.
Кира вздохнула:
– Пойми, – она дотронулась до его локтя, поймала взляд, – я ведь не из воздуха у вас тут материализовалась. У меня до этого была своя жизнь. И в этой жизни планы. А у этих планов задачи. И главная из этих задач – вернуться домой. И отменять её я не намерена!! Мне нужно – очень нужно! – вернуться домой! Понимаешь? Мне не нравится здесь… в этих сказках…Здесь у меня всё так запутано, всё неправильно и… и как-то так болезненно, будто… будто обожгла я не только ладони, а… а что-то внутри и… только стала обрастать тонкой чувствительной кожей, которую всё время что-то царапает… Не знаю, как лучше объяснить… Впрочем, это всё лирика. Неважно. Я просто хочу домой –там всё ясно, понятно и привычно. Там оставит меня всё то, что терзает здесь и я… я, наконец, снова стану собой. Заживу легко и весело, как раньше, и кожа… кожа моя тоже заживёт. Ты понимаешь меня?.. А! – Кира махнула рукой и встала. – Не понимаешь ты ни черта, пацан! Потому и помогать не станешь. Да я, собственно, и сама мало что понимаю, чувствую только… этими самыми ожогами… очень остро.
