Купец сально ухмыльнулся толстыми губами и провёл ладонью по крашеной хной бороде:
– Смеёшься, глупец? – осведомился он беззлобно. – Так же смеюсь и я, когда вижу, как ты скупаешь в наших торговых экспедициях тощих облезлых кошек и даёшь за них меру, как за полноценную женщину!
– Полноценной ты называешь, вероятно, ту, – веселился Асаф, – под коей у верблюда ноги подламываются? – он похлопал коллегу по плечу. – К чему эти постоянные споры, дорогой? Не все благословенные Аллахом земли имеют вкусы шейхов Ар-Рияда! Ты уж выбирай для них – лучше, чем у тебя, всё равно ни у кого не получится! – а я позабочусь о том, чтобы прочие гаремы не пустовали… Кстати, отчего это наш славный дау так изрядно проседает на корму, не знаешь?.. Ах да! Ты же поместил в кормовой каюте два своих полновесных приобретения! Ха-ха-ха!
Внезапно веселящийся Асаф выпрямился в своих креслах и прищурился против солнца:
– О! Посмотри-ка, Мухбир, уважаемый, плоскодонку увели, и наш капитан засуетился! Скоро, хвала всевышнему, отчалим.
Он легко поднялся на ноги и отряхнул крошки с дорогого кафтана:
– Пожалуй, последую твоему совету: пора развязать злую девку – никуда теперь уже она не денется, сколько бы ни бесновалась.
* * *
Кира, смотанная верёвками по рукам и ногам, валялась в полутёмном трюме на мешках с фасолью и костерила себя последними словами. Поначалу. Пока не устала и не забылась с наступлением ночи тревожным прерывистым сном.
Но раздражение не заспала: наутро злость на своё тугодумие вернулась с новыми силами – хотя со злости что толку? Эта иррациональная эмоция точно не поможет ей в сложившейся ситуации. Скорее наоборот…
Она застонала от бессильной ярости и перекатилась на другой бок, пытаясь найти удобное положение для связанных конечностей.
Ну почему?! Почему её дурацкий характер прёт наружу во всякий неподходящий момент и только усложняет жизнь? Зачем надо было вчера орать, визжать, ругаться, словно портовый грузчик, и пытаться вцепиться в вальяжные морды своих покупателей? Неужели так уж необходимо было молотить ногами в стены трюма и греметь найденными в грузе сковородками друг об друга так неистово, что в ушах звенело?
К чему было устраивать это светопреставление, благодаря которому её из верхней каюты бросили в трюм, а после, отняв сковородки, ещё и связали, чтоб утихомирилась и имущество не портила?
Ведь можно было… Нет, не так: НУЖНО было притвориться покорной тихоней – ведь без пут и замков гораздо больше простора для манёвра! И шансов для побега. Но она, дура вздорная, сама себя этих шансов лишила!
Осознание этой простой истины наполняло сердце неизъяснимым отчаянием. Ох, божечка и с ним все Пепелюшкины святые, что же теперь будет-то?..
Над головой проскрипели палубные доски, загремел замок и чья-то чёрная против солнца рука откинула люк.
По лестнице вниз легко и изящно соскользнул её покупатель – Асаф, так, кажется, его называл компаньон… Остановился над пленницей, оглядывая с неприятной, снисходительно-глумливой усмешкой…
Плюнуть бы ему сейчас в морду! Чтоб стереть это мерзкое выражение. Чтоб превратилась его гнусная усмешка во что-то более простое и честное – гнев или даже бешенство – только бы не эта унизительная, пренебрежительная гримаса!
Кира стиснула зубы и постаралась дышать глубоко. Хватит, успокойся. Ты и так уже достаточно себе напортила.
– Как здоровье твоё, хабиби? – заговорил посетитель вкрадчиво. – Надеюсь, уже лучше? Вчера ты была, видимо, демонами одержима! Иначе как объяснить столь странное поведение благочестивой девицы?
