Другое важное обстоятельство, касающееся этой аварии: мой отец в ней не выжил. То, что в действительности он жив и гниет в тюрьме, не должно меня смущать: его больше нет. Человек, который породил меня и которого я знал всю жизнь, принадлежит прошлому. Мы должны очистить информацию, скапливающуюся в естественном процессе усвоения, от закрепившихся в памяти данных с целью достичь нужного результата через создание новых функциональных связей. Таково основное положение ДПДГ-терапии[1]. Я говорю Наиме: «Во мне течет та же кровь». Она качает головой: «Это к делу не относится».
Иными словами, она просит меня разрушить мост, который начал строиться много столетий назад. У меня больше нет предшественника. Асфальт провалился; на дороге, соединяющей меня со всем, что есть в этом мире, образовалась огромная дыра, и она носит имя моего отца. Того, что воспитал меня, учил, защищал, поддерживал советами, вел за собой, одевал. Любил. Только вот мой отец – не рядовое явление. Мой мизинец красноречиво свидетельствует об этом.
На самом деле я не хочу в это верить. Я не делюсь своими сомнениями с Наимой, чтобы ее не отвлекать. Возможно, его кто-то заставил, и он был вынужден это сделать. Есть тайные общества, члены которых увлекаются жестокими древними ритуалами. Среди ученых иногда попадаются люди со странностями. Где-то на Востоке была одна фирма, руководители которой, влиятельные и очень богатые бизнесмены, похищали и убивали мальчиков – просто так, чтобы испытать это ощущение. А вдруг в деле была замешана мама? Мне приходила в голову и такая мысль. Может, до меня у них была дочь, о которой я не знал. Может, в раннем детстве с ней произошло несчастье и она погибла. И после этого моя мать заставляла мужа похищать других девочек и держать их в безопасном месте, точно кукол. После подобных мыслей я бегу в туалет и блюю в унитаз. Чтобы обелить одного из родителей, я поливаю грязью обоих.
Мой отец молчит. Он так и не признался. С самого ареста он вопреки очевидности утверждает, что невиновен. У него была прядь волос Аманды, заложенная в книге. От предыдущей девочки остался молочный передний зуб: он хранил его в шкатулке для драгоценностей, которую привез из Тибета еще до моего рождения. Ту девочку звали Сара. В детстве я играл этим зубом. «Это твой, – говорил отец. – Представь себе, сколько времени прошло…» Он сумел обмануть даже маму: ее умиляло, что муж сохранил этот трофей. Иногда я шутки ради брал его двумя пальцами и прикладывал к коренному.
Улики, которые я ищу сейчас, совсем иного рода: это мерзость. Будь я посмелее, стал бы рыться в помойках, но риск слишком велик. Лаура любит рок-музыку. Ее любимые цвета – черный, фиолетовый, синий. Ей нравится писать. Во время поездок в метро она слушает музыку, вставив в уши миниатюрные наушники. Совсем как я, когда возвращался с Эльбы.
Бывают моменты, когда мне хочется сбросить маску. Подойти к ней и спросить: как это было? О чем он говорил с тобой? Был ли он, по крайней мере, ласковым?
Если бы из данных следствия, свидетельских показаний и собранных улик выяснилось, что он прикасался к ней, я бы, наверно, покончил с собой. Когда я говорю об этом Наиме, она хмурится: «Ты все еще чувствуешь себя виноватым». Но она не совсем права: я чувствую, что перестал существовать, как если бы источник, из которого я произошел, оказался иллюзией. Так или иначе, есть хотя бы одно смягчающее вину обстоятельство: Лаура не заявляла о каких-либо действиях сексуального характера со стороны похитителя. Это уже кое-что. Будем довольствоваться этим.
