Случалось, Ворн досаждал ему, но нынче Бруд решил проявить великодушие. Однако поначалу молодой охотник прошествовал мимо приятеля, словно не замечая, каким трепетным ожиданием светятся глаза четырехлетнего мальчика.
– Послушай, Ворн, ты уже достаточно взрослый, – стараясь подражать взрослым, с некоторой заносчивостью произнес Бруд. – Пожалуй, сделаю для тебя копье. Пора начинать обучать тебя охотничьей сноровке.
Ворн ликовал от восторга, выражение его устремленных на юного охотника глаз было откровенно льстивым.
– Да, – радостно кивнул тот, – я достаточно взрослый, Бруд, – застенчиво добавил он и, указав на увесистое копье с темным, окровавленным наконечником, спросил: – Можно мне его потрогать?
Бруд воткнул копье в землю перед мальчиком. Тот осторожно прикоснулся к запекшейся крови зубра.
– Тебе было страшно, Бруд? – осведомился он.
– Бран говорит, все охотники волнуются на первой охоте, – уклончиво ответил тот, не желая признаваться в своих страхах.
– Ворн! Вот ты где! А кто будет помогать Оге собирать сухостой? – вмешалась в их разговор Ага, заметившая, что ее сын ускользнул от женщин и детей. Ворн поплелся вслед за матерью, то и дело оглядываясь на своего нового идола.
Все это время Бран не сводил глаз с сына своей женщины. «Из него выйдет хороший вождь, – с гордостью размышлял он, – потому что парень не забыл про приятеля, хотя тот еще совсем ребенок. Придет день, когда мальчик тоже станет охотником, а Бруд – вождем, и Ворн не забудет его доброты».
Бруд смотрел Ворну вслед. Всего день назад Эбра также позвала юношу помогать по хозяйству. Переведя взор на женщин, которые выкапывали яму, Бруд невольно испытал желание улизнуть прочь, чтобы не попасться матери на глаза, но тут заметил на себе взгляд Оги. Мать больше не будет ему приказывать. Он уже не ребенок, а мужчина. «Теперь она мне будет подчиняться, – сказал Бруд сам себе, слегка при этом выпятив грудь. – Будет… или не будет… но Ога на меня уже смотрит».
– Эбра! Дай мне попить! – направляясь к женщинам, властным тоном произнес он. В душе он все же побаивался, что мать заставит его принести дрова. Фактически он становился мужчиной лишь после вечерней церемонии.
Эбра взглянула на сына глазами, полными гордости. Ее родной мальчик сегодня исполнил свой долг и стал мужчиной. Она быстро вскочила с места и поспешила к ручью, кичливо поглядывая на женщин, дескать: «Смотрите все, какой у меня сын! Ай да мужчина! Ай да бравый охотник!»
Материнское рвение и гордость за сына польстили ему не меньше, чем смущение Оги, которая при виде его склоняла голову и провожала восхищенным взглядом. Довольный ответом Эбры, Бруд сменил оборону на благосклонность и довольно проурчал.
Огу глубоко потрясла смерть матери, погибшей вскоре после своего мужчины. Девочка, их единственный ребенок, была нежно любима обоими. Эбра относилась к ней хорошо, но Ога побаивалась Брана. Он оказался строже мужчины ее матери, к тому же на его плечах лежал тяжкий груз ответственности. Пока Клан искал пещеру, Эбра больше всего заботилась о муже, а до осиротевшего ребенка почти никому не было дела. Как-то вечером, увидев, что Ога сидит одна и отрешенно смотрит на костер, Бруд опустился на землю с ней рядом. Сердце девочки забилось от радости: гордый юноша, почти мужчина, впервые в жизни удостоил ее вниманием. С тех пор она жила одной мечтой – вырасти и стать женщиной Бруда.
