У Кларицы даже заболела голова, так захотелось во всем этом разобраться. Чтобы связи в орнаменте сделались явными, чтобы из них сложилась конструкция, гармоничная и законченная, а Дорлин, каким нарисовался он в детстве, ни в чем не противоречил бы ни орнаменту, ни этой конструкции, ни тому Дорлину, о каком рассказывал Доб. А из ошибок гитариста возникла гармония, и не у меня в голове, а у него… Или голова разболелась не поэтому? А от дыма, вина. И еще от обиды, что такая я дура, боюсь той стены, что увиделась мне в ресторане, где гуляла я с родственниками…
– Зачем мы спустились сюда? – спросила Кларица Далбиса.
На что Далбис промолчал, сделал вид, что не понял вопроса.
– Я приехала в Дорлин, чтобы быть наверху!
Вопросы и требования противоречили тому, о чем думалось минутою раньше, но хотелось противоречия, хотелось, чтобы ничто и ни с чем не совпадало, хотелось чего-то такого, чему и названия нет.
– Пройдет, – потушил окурок Далбис. – Однажды пройдет.
– Что пройдет?
– Желание быть наверху.
И вдруг схватил ее за руку, как хватал уже прежде, в машине:
Конец ознакомительного фрагмента.
