– Ну как, Андрей, всё в порядке? – спросил он с отеческой заботой.
– Нормально, Сергей Сигизмундович.
Начдеп хлопнул Андрея по плечу и без прелюдий заговорил о происшествии на концерте. О погибших и пострадавших, о неумелых действиях ответственных служб, о необходимости сделать выводы и о недопустимости «отравлять» момент запуска.
– Разрешите, Сергей Сигизмундович? – неожиданно подал голос Арутюнов.
– Конечно, Василий Очирович.
Управделами, как подводная лодка, вынырнул из-за скрывавшего его края стола. Гипнотизируя взглядом чайник и вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь, он отрапортовал:
– Нужно молниеносное внутреннее разбирательство! Уже идут какие-то нелепые слухи, и, если всё так оставить, можно весь департамент замазать. Надо назвать вещи своими именами!
Рябов, скрестив руки на груди, задумчиво водил взглядом по потолку.
– У нас происходит страшное ЧП, трагедия настоящая! – не унимался Арутюнов. – Дело открыто по «экстремистскому сообществу», если кто не в курсе. И прятаться в это время на больничном…
– Кто и где прячется? – тихо поинтересовался Андрей, у которого от ярости даже занемели пальцы.
– Перестаньте! – отмахнулся от него Арутюнов. – Хватит вам уже огрызаться. – Он впился взглядом в Рябова. – Сергей Сигизмундович, можно один раз закрыть глаза на то, что Андрей Сергеевич – социолог, и это полное несоответствие квалификационным требованиям на его должности. Но когда он начинает заигрывать с разной внешней шушерой, и это становится достоянием органов… Я предлагаю не тянуть, чтобы к нам заявились с обысками. Андрей Сергеевич сейчас напишет признание, контрразведка его зафиксирует, и дальше по цепочке.
– Я отвечу, – сказал Андрей.
– Нет уж, я закончу! – вскрикнул Арутюнов. – Имейте совесть не перебивать! Из-за ваших художеств нас уже третий день по телевизору полощут! Вы понимаете, что на департаменте теперь «экстремистская» статья?! Что это удар по всему «Микрону» может быть? По Петру Михайловичу, который только знакомится с делами?
– Если бы не ваши известные фокусы с закупками мебели, я бы решил, что вы сумасшедший.
– Да что он себе позволяет! – взвизгнул Арутюнов и так резко дёрнулся из-за своего края стола, что показалось, будто он рискует упасть в конфеты и чайные чашки. – Мне знак почётного работника сам Славский вручал!
– Андрей Сергеевич, прекратите склоку, – подал голос Рябов, – Василий Очирович, успокойтесь, я же вам сказал: мы здесь и собрались, чтобы принять решение.
– Очень на это надеюсь, – выкрикнул Арутюнов и опал на диван. – Вы же понимаете, такое нельзя откладывать!
– Да-да, – сказал Рябов. – Борис Валерьевич, – обратился он к Власову, – что вы думаете насчёт признания?
Власов быстро улыбнулся, отчего его лицо приняло виноватое выражение. Привычным движением он провёл носовым платком по лысине и улыбнулся снова.
– Да я не знаю, что сказать, – произнёс он тихим голосом и слегка развел руками, – неприятности получились серьёзные, уверен, Андрей понимает. Кто виноват – расследование покажет. Конечно, имело бы смысл – на всякий случай – описать свою ответственность. Если вдруг у проверяющих возникнет серьёзный вопрос – мы эту бумагу положим на стол. Нет – Андрей будет жить себе дальше, как ни в чём не бывало.
И он замолчал, выжидательно глядя на Рябова.
Это было серьёзно. Вот теперь ясно, что очень серьёзно. Андрей сообразил, что эти двое уже написали на него и докладную, и характеристику. Правда, что ли, могут впаять «экстремизм»…
