В отчаянии я, один за другим, метнула два дротика. Мой дорогой отец был бы доволен. Его уроки, как видно, прошли не зря.
Жала дротиков, острые и длинные, словно необычайно огромные иглы портного, один за другим глубоко погрузились в незащищённое горло каждого из бандитов. Раздался дикий хрип, мы в ужасе кинулись […]
[…]
[…] в темноте. Как ей удавалось, я до сих пор не могу понять!
– Так ты следила за Юлом по ночам?
– О, моя госпожа, не только следила, но точно знаю, куда он скрылся. Сейчас покажу!
Мы довольно долго шли по узкому подземному коридору с высоким сводом. Стены коридора и своды были выложены камнем, а по наклонному каменному жёлобу, тихо журча, медленно текла вода.
Глория сказала, что мы следуем по сточному коллектору, он идёт под землёй от имения Квинта к берегу ручья, впадающего в Тибр. Юл неоднократно спускался в него, но зачем, она не знает. Этой ночью, он тихо воя и согнувшись в три погибели, снова проследовал сюда.
Наконец, мы вышли из коллектора и оказались у невысокого каменного бордюра, окаймлявшего небольшой овальный пруд, выложенный грубыми булыжниками. Дно пруда в самом его центре было сплошь покрыто жирным чёрным илом, а прозрачная вода стекала в ручей по жёлобу, густо заросшему сочной зелёной осокой.
Я сразу узнала местность. Вот, слева от пруда, стоит тот самый приземистый дуб, по ветвям которого я выбралась на обрывистый берег ручья и ускользнула от преследовавших меня бандитов.
Между прочим, другого способа выбраться отсюда, в самом деле, не было, поскольку повсюду рос терновник и ещё какие-то противные колючки. Непроходимые колючие заросли на несколько десятков шагов уходили к высокой скале, на которой рос другой дуб. В прошлый раз я заметила в его стволе стрелу с красно-белым оперением, в этот раз никаких стрел в стволе дуба не было.
– Куда ты завела нас, Глория? Отсюда лишь одна дорога, – вплавь через ручей.
– Наверное, Юл переплыл его.
Мы перебрались через ручей, прошли немного вдоль него, миновали густо поросший жимолостью косогор и вышли на вершину пологого холма. Отсюда нам открылся вид на рощи, поля и дорогу, изящно петлявшую между ними. Вдали в белёсой дымке проступали белые прямоугольные строения с алой черепичной крышей, – это было моё имение!
Странное чувство, – тоска, смешанная с какой-то задумчивой и печальной радостью, – вдруг властно охватило меня. Мне очень, до сосания под ложечкой, захотелось побывать дома, но я поспешно отогнала от себя глупую мысль.
В ложбине между полями показалось облако пыли. Там ехала какая-то повозка.
В следующий миг я различила сквозь пыль огромного белоснежного вола и пышную фигуру матёрой женщины, она восседала на высокой четырёхколёсной повозке, до отказа забитой клетками с живностью. В женщине я узнала нашу торговку Приму Фаустулу, она дважды в месяц скупала у нас гусей, уток и кур для продажи в розницу на римском форуме.
Счастливая мысль внезапно озарила меня. Я, как на крыльях, стремительно полетела с косогора.
Не без труда догнав повозку, я убедилась, что торговка, в самом деле, везёт домашнюю птицу на форум в Рим. Остановив, наконец, повозку, я, откашлявшись от пыли, попросила Фаустулу срочно передать римскому эдилу, что сенатор Квинт Квинкций Суровый убит в своём имении заговорщиками.
Кроме того, на складах его имения хранится оружие, подготовленное для вооружённого мятежа в пользу царя Ларса. Священный огонь в храме Весты погашен, судя по всему, по плану заговора и является сигналом к восстанию.
