– Вы и есть Кирилл Кошечкин?
– Для тебя Кирюша, зая, – пробасил стилист. – Начнем, пожалуй! Павлуха, не суетись под ногами. Мадам, ваши пожелания?
Софья Петровна сделала круговые движения руками.
– Ну… как-то так…
– Отлично, – одобрил Кирилл. – Зая, встань справа!
Я покорно переместилась.
Кошечкин взял ножницы, пощелкал ими, наклонился над клиенткой… и тут ожил йорк. С пронзительным рычанием он вырвался из рук хозяйки, бросился на парикмахера, вцепился ему в дреды и начал трепать одну старательно начесанную и оформленную в виде колбаски прядь.
Павел быстро сел на корточки и закричал:
– Помогите, пожар!
– Уймись, зая, – поморщился Кирилл и стал выдирать у песика из пасти свои волосы. – У, какая ты злобина! Нехорошо так сердиться, печень лопнет.
Йорк неожиданно заткнулся.
– Хороший зая! – похвалил его Кошечкин. – Ну, начнем снова. Зая, встань слева!
Я послушно передвинулась, куда он просит.
– Не ты зая, – улыбнулся гигант.
– Вы имеете в виду Павла? – стараясь сохранять серьезный вид, поинтересовалась я.
– Правильно, зая, – кивнул мастер. – Павлуха, хорош сидеть! Что главное в стрижке?
– Волосы клиента? – предположила пришедшая в себя Водовозова.
– Нет, зая, – возразил Кирилл, – нам нужен счастливый блеск в глазах. Глянет человек в зеркало и… ах! Вот тогда моя душа поет и пляшет, тогда я понимаю, что не напрасно живу, приношу радость. Короче, беру пенек и делаю из него сверкающую огнями новогоднюю елку!
– Ой, гирлянды не надо! – не поняла гения стрижки Софья Петровна. – И елка не к месту, на дворе лето.
У Лены запищал мобильный. Водовозова глянула на экран, поджала губы и шепнула мне на ухо:
– Справишься тут одна? На кастинге скандал, две модели дерутся. Катя Егорова растерялась, не знает, как их растащить.
– Беги, облей вешалок холодной водой, – еле слышно ответила я, наблюдая, как вокруг стенда собираются посетители бутика. – Не в первый раз, не переживай.
Водовозова убежала, а я стала смотреть на Кошечкина, который, надо признать, очень виртуозно орудовал ножницами. Минут через пять мне стало понятно: Кирилл старательно обучает Павла. Именно ему, а не публике стилист рассказывал про волосы Софьи Петровны, форму ее головы и объяснял, как можно скрыть недостатки внешности дамы.
– Черепушка в данном конкретном случае плоская, как у змеи, – бубнил стилист, – так что нам, зая, нужен объемчик на затылке. Ясно?
– Ага, – без особого интереса кивнул Павел.
– Лоб узкий, маленький, хорошо его челкой прикрыть. Да пустить ее чуть кривовато, – гудел Кошечкин. – Понятно, зая?
– М-м-м… – отозвался пиар-агент.
Кошечкин покосился на него.
– Зая, не отвлекайся! Запоминай азы!
Павел снова выдул пузырь из жвачки, лопнул его и с самым несчастным видом спросил:
– Зачем?
Кирилл взъерошил волосы Софьи Петровны.
– Не упирайся, зая. Я из тебя человека сделаю. Подай-ка пенку для волюма…
Помощник лопнул очередной резиновый бабл и протянул стилисту ярко-красный баллончик.
– Зая, – с легкой укоризной произнес Кошечкин, – ты перепутал. Спрей не нужен.
– Какая разница? – энергично двигая челюстями, огрызнулся Павел.
– Принципиальная, – терпеливо произнес стилист. – Ну-ка, пшикни тем, что мне подсовываешь.
Павел послушно нажал на распылитель, из баллончика с тихим шипением вырвалась, на мой взгляд, бесцветная струя воздуха. Йорк, безостановочно тихонько тявкавший на столике у зеркала, чихнул, икнул, свалился на бок и замер.
