* * *
Полина достала из ящика стола узкий темно – серый блокнот. Она его боялась. С опаской, чуть дотрагиваясь до скользкой холодной поверхности с острыми углами, она раскрыла первую страницу, потом перешла на страницу с закладкой. Каждый раз, когда она брала его в руки, ей вспоминалась записная книжка дяди Миши, такая приятная на ощупь, такого изумительного цвета – уютного и одновременно будоражащего воображение, как детская книжка, которую читаешь, сопереживаешь героям, но знаешь, что все кончится их победой. «Дневник самосовершенствования», – было выведено аккуратным острым почерком на первой странице этого блокнота. Вторая страница была образцом ведения записей: графы «Полезные дела», «Бесполезное времяпровождение», «Вредное времяпровождение», «Плохие поступки», «Крупные провинности ⁄ последствия», «Разное», «Главный итог дня». Виктор Аркадьевич настоятельно рекомендовал Полине не лениться и заполнять блокнот каждый вечер. Он сам через неделю переезда своей студентки в его небольшую двухкомнатную квартиру на шестнадцатом этаже торжественно вручил ей этот блокнот с заполненной первой страницей и выразил надежду, что самовоспитание в сочетании с его воспитанием «даст добрые плоды». Полина тогда с серьезным видом кивнула и вежливо поблагодарила, но сердце кольнул страх. Нет, она не боялась своего «профессора» (Полина никогда, даже в мыслях, не оскорбляла его определением «любовник»), но ей было страшно не оправдать его ожиданий. «Вдруг он узнает, что у меня на самом деле куча недостатков, и разочаруется во мне», – с замиранием сердца думала она, старательно заполняя графы серого блокнота. Самым же главным страхом Полины было опасение, что Виктор Аркадьевич откуда-нибудь узнает о ее прошлом: о домогательствах с самого детства со стороны кучи мужчин, в том числе отчима, о борделе и продаже в качестве рабыни, о том, что дядя Миша ей не дядя… «Я буду стараться и стану хорошей», – повторяла она, приступая к заполнению граф. Виктор Аркадьевич каждое воскресенье говорил: «А теперь покажи свой дневник самосовершенствования», и ее сердце замирало от сладкого и одновременно щемящего чувства благодарности к этому серьезному немолодому профессору, который заметил простую первокурсницу, выделил из толпы и сказал одну только фразу: «Ты идешь со мной», а теперь возится с ней, тратит свое время, помогая ей стать хорошей…
Михаил ехал по серым московским улицам, радуясь, что пробок мало из-за воскресенья, хотя вроде бы и католическое Рождество, и Новый год совсем скоро. Он размышлял о своем клиенте, к которому с первого дня их знакомства почувствовал теплую симпатию и желание помочь, хотя зачастую его клиенты вызывали у него какую-то неприятную смесь жалости и чуть брезгливого недоумения. «Без продажи квартиры не выпутается», – понял он на днях, вникнув в цифры стоимости и доходности его бизнеса и долгов, оставшихся после того, как партнер потребовал его располовинить, до этого замкнув ключевые процессы на себя. Теперь осталось подумать вместе с Петром Алексеевичем, как это можно сделать. Тот уже был на месте. Пожимая ему руку, Михаил с жалостью заметил, как изменился с их предыдущей встречи этот крепкий чуть седеющий мужчина с хрипловатым, низким голосом.
– Квартиру придется продавать, и быстро, – сразу приступил к самому главному Михаил. – Иначе она пойдет как залог банку, и тогда ситуация значительно ухудшится. Время работает против вас, к сожалению. У вас там несовершеннолетний прописан, сыну ведь еще нет восемнадцати? Скоро исполнится? Вы меня слышите?
