На простынях узор с мишками. На желтой пижаме ракеты, так что можно предположить, что это мальчик. Или нет. Девочки тоже любят ракеты. На маленькое тельце не накинуто одеяло, и меня от этого пронзает страх. Видимо, фотография недавняя. Последнюю неделю по ночам было слишком тепло, чтобы накрываться.
И, похоже, он не всегда приставляет нож к горлу. Не всегда. На фотографии длинное блестящее лезвие расположено прямо перпендикулярно маленькому розовому ушку. Оно почти касается его верхушки и наставлено на то место, где ухо срастается с черепом. Легкое движение, один взмах – и все, ухо отрезано. Я представляю, как оно отрывается от головы, словно кусок розовой сахарной ваты от палочки.
Я убеждаю себя, что это может быть старая фотография. Может, она несколько месяцев пролежала в канаве или застряла в ветках дерева, а сюда ее принесло ветром только вчера.
Но полароид не старый. На его глянцевой поверхности ни царапинки, а изображение четкое и яркое. Белая полоска внизу абсолютно чистая. Очевидно, что это ложная надежда.
Тут же бросаю фото на землю. Но все равно чувствую его у себя в руке. Судорожно соображая, беру камень и прижимаю фотографию к земле. Уголок все еще колышется на слабом морском ветре, но камень неподвижен.
Я бегу вверх по холму, громко зову маму, папу и просто «на помощь».
Они бегут мне навстречу с побелевшими лицами.
– Фотография, – задыхаясь, бормочу я. – Фотография Человека с кинжалом. Лежит там на дороге. Он был здесь!
У мамы сжимаются и кривятся губы:
– Если это шутка, Уайлдер… – Но голос у нее испуганный.
– Ты уверен, чемпион? – спрашивает папа.
– Пойдемте быстрее, – умоляю я. – Пожалуйста!
– Мне нужно быть внимательнее с коленями на таком спуске, – с упреком замечает отец. – Ты же знаешь, Уайлдер.
Когда мы почти у подножья, я вижу, что белый квадрат все еще крепко прижат камнем. Остаток пути я несусь как ненормальный.
У меня возникает неприятное ощущение на кончиках пальцев, когда я медленно переворачиваю полароид. За спиной я слышу сдавленный мамин вздох.
Мишки, ракеты, блестящее лезвие.
Мы вместе с отцом отправляемся в небольшой полицейский участок в Кастине.
– Но я же просто нашел его на дороге! – не переставая повторяю я.
Естественно, на нем остались мои отпечатки, так что у меня их сняли, чтобы исключить из списка подозреваемых. Полицейские спросили отца, прикасался ли он к фотографии. И он пытается вспомнить.
– Я ее трогал? – испуганно спрашивает отец. – Трогал? Уайлдер?
Я тоже не помню. Все мои воспоминания за последнее время совершенно статичны, как застывшие кадры. Набор отдельных ярких моментов. Как стопка полароидов.
У папы они тоже берут отпечатки. Чтобы исключить из списка.
Я думал, это будет увлекательно – побывать в настоящем полицейском участке и поучаствовать в настоящем расследовании. Но когда острое чувство новизны проходит, все оказывается совсем не так. Все очень медленно, скучно и страшно одновременно. Пока меня допрашивают, составляют отчеты, снимают отпечатки и так далее, я могу думать только о ребенке на фотографии. Во всем участке только три или четыре копа – два пожилых мужчины и одна женщина. Я никак не могу удержать в голове их имена.
– Это девчонка Эбботов? – слышу голос одного из них. – Тех, которые сняли на лето дом Салтера?
– Похоже на то.
– Ну да… – говорит тот, что постарше.
Всю дорогу женщина держит перед собой открытый блокнот и время от времени что-то очень быстро в него записывает. Не больше пары слов. Не думаю, что это могут быть комментарии к чему-то важному, что говорим мы или они. Может, она составляет список покупок. Думаю, у полицейских примерно такая же жизнь, как и у всех остальных. Они тоже должны покупать молоко в городском магазине, как и все. Смотреть телевизор по вечерам, целовать своих детей и супругов. Нормальные вещи.
