Стас тут же набрал присланный ему номер и после пары гудков услышал хоть и звучный, но жесткий женский голос с явно различимыми в его интонациях деспотично-властными нотками. Крячко тут же понял: с этой вдовой «каши» ему «сварить» никак не удастся. Его недавние радужные ожидания мгновенно начали сходить на нет.
– Я слушаю! Кто звонит? – ледяным тоном изрекла его собеседница.
Крячко представился и обрисовал цель своего визита, стараясь говорить нейтральным тоном, хотя его так и подмывало «обложить» эту чванлюгу непечатным слогом в три, а то и в пять этажей. Но он постарался говорить предельно вежливо, пытаясь убедить ее дать хоть какую-то информацию о своем муже. Пусть и не сразу, но его усилия все же возымели действие, и высокомерная неприступница наконец-то пригласила его подняться на седьмой этаж дома-башни, где располагалась квартира Давишиных. Пройдя мимо консьержа с взглядом только что пробудившегося Будды, Стас вошел в кабину новенького лифта, ароматизированную чем-то элитно-заморским. Впрочем, ароматизированы были и холл, и коридоры…
Дверь розового цвета квартиры номер тридцать пять, каковая и принадлежала Давишиным, даже среди своих люксовых «побратимок» смотрелась особняком. Судя по узорчатой фактуре материала, выточена она была высококлассными мастерами из древесины индийского палисандра. Скорее всего, она обошлась хозяину не в одну тысячу долларов. Не менее богатой оказалась и обстановка квартиры. Хрустальные люстры, достойные королевского дворца, ковры, словно взятые из покоев персидского шаха, мебель черного дерева, выточенная из цейлонского эбена, каковую можно увидеть лишь в Лувре или Эрмитаже… Все это суммарно стоило сотен тысяч, а то и миллионов долларов. Чтобы все это купить, пусть даже и на нехилое жалованье генерал-лейтенанта, «генералить» нужно было бы лет пятьдесят без передышки, а то и все пятьсот. Впрочем, ощущения уюта все эти супердорогие колодки не создавали. Квартира смотрелась филиалом какого-то крупного музея, и не более того.
Хозяйка квартиры выглядела под стать своей обстановке. При внешности финалистки крупного конкурса красоты, в эффектном черном платье от лучших европейских мастеров швейного дела она смотрелась замороженной куклой. Станиславу открыла дверь и впустила в прихожую хорошенькая служанка в белом фартуке образца девятнадцатого века. Ответив на его приветствие, девушка сообщила, что «Альбина Вениаминовна готова его принять, но уделить гостю более пятнадцати минут никак не сможет».
Они прошли в гостиную, где в глаза Стасу и бросились все эти люстры, трюмо, шкафы-«витрины» и шкафы-«сейфы». Давишина стояла у стола, высящегося на единственной, но толстой узорчатой ножке, который окружали четыре дорогущих стула, очень похожих на те, что фигурировали в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова. Поэтому, когда она жестом руки пригласила Крячко присаживаться и он опустился на обтянутое дорогой обивочной тканью сиденье, в этот момент Стас внутренне ожидал соприкосновения с таящимися в его толще жемчугами и бриллиантами. Но ничего похожего там, конечно же, не оказалось.
– Я слушаю вас… – закуривая длинную, тонкую сигарету, скучающе обронила хозяйка квартиры.
– Ну, первый вопрос, можно сказать, «традиционный», – коротко кивнув, заговорил Крячко. – Кто, по-вашему, мог хотеть смерти вашего мужа?
– Не знаю… – все с тем же равнодушием произнесла Давишина, пуская кольца дыма.
