Но как он до этого ни старался скрыть своё присутствие, живенький старичок опередил его:
– Добрый день, – весело произнёс он. – Здоровья и блага тебе, сынок. Куда путь держишь?
Старик натянул вожжи. Гнедая недовольно фыркнула, повозка, качнув бортами, остановилась.
Голову незнакомца украшала широкополая шляпа с клиновидным вырезом под трубку, из-под которой обрамлённые соломой седых волос на Тэйда взирали шустрые серые глазки. Тяжёлый, немного завалившийся вправо нос красовался парой мохнатых бородавок, а рыхлая, землистая с зеленцой кожа и изящные, в четыре фаланги пальцы, лишённые какого-либо намёка на ногти, не оставили Тэйду сомнений, что перед ним находился не кто иной, как представитель древнего народа онталар.
Тэйд сдержанно улыбнулся в ответ:
– Здоровья и блага, уважаемый. В Два Пня я иду.
Старик-онталар посмотрел на него с интересом и указал чубуком курившейся сизым дымком трубки на горы:
– Какие-то, сынок, странные ты дороги выбираешь. Перевалом Трёхпалого шёл? И что же, не испугался?
– Не испугался. А есть чего? – смутился Тэйд.
– Он ещё спрашивает. Голову открутить тому, кто тебе эту дорогу показал. Поди, не поведал, что за твари у Трёхпалого водятся?
– Нет, а что за твари, уважаемый?
Прежде чем ответить, старик с опаской огляделся по сторонам.
– Цоррб здоровенный по горам бродит, злющий. Залезай-ка в телегу, сынок, поедем отсюда… Меня Хабуа зовут, – назвался он и, видя, что юноша не спешит ответно представляться, незлобиво съязвил: – Коли тоже имя своё сказать надумаешь, так не стесняйся, у нас на Ойхороте за это не бьют.
– Тэйд са Раву, – спохватился юноша, забрасывая суму в повозку.
– Ну рассказывай, сынок, куда путь держишь?
Тэйд поёрзал, устраиваясь поудобнее средь мешков с мукой.
– В Два Пня, с другом я там встретиться должен.
Он продолжал крутиться, никак не находя удобного положения: попробовал опереться о борт, но повозку тряхнуло, рука скользнула вниз, и он, ударившись о поперечину боком, мгновенно ощутил привычную уже за многие годы боль в груди. Поморщился и, сделав вид, что хочет почесать лоб, прикрыл гримасу боли ладонью.
– Друг твой в Пнях живёт? – старик, казалось, ничего не заметил.
– Не, с севера едет. Из Иллионда.
– Из Иллионда? – присвистнул Хабуа. Онталар глубоко затянулся и, выпустив вслед за сизой струйкой два колечка, продолжил: – Думаешь, он в Пнях уже?
– Думаю, да.
Ехали они достаточно бойко, гнедая кобылка шустро перебирала ногами, и вскоре, почти на въезде в деревню, они нагнали небольшой караван, состоявший из шести тентованных телег и четырёх верховых охранников. Когда телеги поравнялись, Хабуа приветственно щёлкнул пальцем по краю шляпы и радостно воскликнул, обращаясь к богато одетому толстяку:
– Здоровья и блага, уважаемому Лимки ра'Тону!
– Здоровья и блага, – накатано отозвался толстяк, и лицо его при этом расплылось в добродушной улыбке. Несмотря на тучность, он привстал, натужно крякнув, и помахал им пухлой ладошкой.
– Заворачивайте в «Лиса», уважаемый Лимки, – раздавим за встречу по «мерзавчику»! – вводя гнедую в поворот, крикнул ему старик.
– Пренепременно, уважаемый Хабуа, раздавим. Как без этого, – толстяк тронул возницу за плечо и, указывая направление, ткнул пальцем вслед удаляющейся повозке: – За ними давай.
Караван выворачивал к «Лису»…
